Я молился, чтобы мой так называемый «фиолетовый луч» сработал в сражении с красными. Петлюра подсказал мне, как можно доставить изобретение в Одессу. Французские военные передадут устройство в распоряжение Деникина. Вся судьба России была теперь в моих руках. Мне прислали новое сообщение: приказ Петлюры, согласно которому я мог требовать любой помощи и получал полный карт–бланш. Монахи и священники больше не заправляли Андреевской церковью, я стал ее новым хозяином. Я почувствовал себя несколько неуверенно. Но у Бога свои планы. И быть может, мой тонкий луч, исходящий от огромной сине–белой башни, внушит большевикам страх перед могуществом Всевышнего?
Работа началась в тот же день — мы изготавливали подходящую вакуумную трубку. Нам мешали почти во всем. Дезертирство в стекольном цехе; обещания доставить медный провод, которые никак не исполнялись; внезапно исчезающие инженеры; русские механики, услышавшие о какой–то победе большевиков или повстанцев и пытающиеся пробраться в Одессу или в Ялту, пока не все пути перекрыты. На улицах вновь воцарился хаос. Силы Петлюры таяли. Французы были правы, когда не доверяли ему. Тем временем колокольня Андреевской церкви стала базой для альтернативного источника энергии, питавшего мое оборудование: банки гальванических батарей, соединенные тяжелым медным проводом и управляемые громадным выключателем. В нижнем помещении я осматривал и отвергал трубу за трубой, зеркало за зеркалом. Силовые кабели тянулись по священным коридорам и лестницам этого удивительного здания, их нужно было присоединить к моей машине, когда она будет готова к работе. Монахи перепугались, но Петлюра убедил их, что храм необходимо использовать для того, чтобы сражаться с большевиками. Труба была закреплена на мощной треноге из алюминия и дерева и выглядела несерьезно. Зеркала у самой трубы были очень большими, они постепенно уменьшались, сужаясь до почти невидимой точки. Кварцевые линзы подошли бы куда больше. Их удалось реквизировать, но они нам так и не достались. С галереи мы смотрели вниз, на гетто. Я мог разглядеть свою родную улицу, чуть выше на склоне холма. Как заметил один из солдат: «Если мы не сможем уничтожить Антонова, хоть прикончим нескольких евреев, прежде чем уйдем».
С помощью кокаина мне удавалось быстро работать над созданием устройства. Петлюра трижды приезжал посмотреть на мои успехи. На третий раз я смог продемонстрировать потенциал машины, направив луч на лист газеты, который почти немедленно загорелся. Его это впечатлило.
— Этот луч сможет выжечь большевиков?
— Все дело в энергии, — ответил я. — Возможности машины безграничны, пока достаточно электричества.
Петлюра, похоже, вообще не спал. Он казался больным. Его взгляд был направлен куда–то в сторону.
— Я отдам вам весь город, всю Украину, — сказал он мне, — если это сработает. Это привлечет к нам людей, вернет солдат.
Он явно отчаялся. Я начал задумываться, что же мне делать дальше. При первой же возможности я отправился на служебном автомобиле к дому матери. Там я предупредил ее, что большевики могут снова захватить город. Мать посмеялась надо мной.
— Большевики были здесь прежде. И мы все еще в безопасности. Так о чем же волноваться?
— Мама, может быть, придется ехать в Одессу. Французы там все держат под контролем. В Одессе мы будем в безопасности.
— В безопасности в Одессе? — Она почему–то захихикала.
Я подождал возвращения Эсме и сообщил ей свои новости. Было уже поздно. Мне следовало вернуться к оборудованию. Я не мог позволить себе ссориться с Петлюрой, тем более что он, очевидно, слишком устал. Я вкратце пересказал Эсме все происшествия и попросил быть готовой к тому, чтобы уехать с матерью и капитаном Брауном, если он согласится.
Она смутилась:
— В деревнях полно бандитов. А у меня здесь работа.
— В Одессе у тебя будет такая же работа, как и здесь.
Она все поняла:
— Когда нам нужно ехать?
— Было бы разумно уехать раньше меня. Я могу послать за вами, если все пойдет на лад. Я работаю… — Я придержал язык. — Есть кое–какая надежда.
— Я не поеду, — сказала мать. — Я никогда не была в Одессе.
Я достал из кармана часы. Было уже слишком поздно.
— Почему ты думаешь, что тебе там будет плохо? Ты сможешь остановиться у дяди Сени.
— Сеня был очень любезен, но сомневаюсь, что Евгения хотела бы, чтобы я остановилась у них. Она написала занятное письмо о тебе и какой–то девочке. Я сожгла его. Она всегда ревновала.
— Мама, большевики могут захватить Киев в любой момент, если я не добьюсь успеха. Я прошу, готовься к отъезду. Как только они окажутся здесь, сесть на поезд будет невозможно.
— Это правда, — согласилась Эсме. — Вы должны сделать, как говорит Макс, Елизавета Филипповна. Мы вас любим.
— Моя прачечная, — заявила она, — вот моя жизнь. Было бы глупо бежать в Одессу. Я что, должна переехать на дачу у моря?
— Возможно, — сказал я. — Тебе бы там понравилось.
— Нет, не понравилось бы.
У меня больше не оставалось времени на уговоры.
— Ты должна пообещать, что возьмешь с собой капитана Брауна и мать. Как только получите мое сообщение. — Я посмотрел в дивные синие глаза Эсме. Прощаясь, я поцеловал ее в губы.
Киев казался уже не осажденным, а захваченным городом. Гайдамаки грабили Подол так старательно, что для обычных погромов времени уже не оставалось. Обошлось без пожаров, убили лишь несколько евреев, которые сопротивлялись солдатам. Мужчины с мешками и винтовками прятались в темных углах, когда мой автомобиль под флагом Петлюры мчался по булыжной мостовой, которую уже много дней не чистили от снега. К счастью, мне удалось возвратиться на относительно безопасный Крещатик. Его защищали многочисленные дисциплинарные отряды. В полупустой гостинице «Савой»
