— Дэниелс, твоя мама похожа на шлюху, — раздается насмешливый возглас.
— Да пошел ты, Сантьяго.
Вода в душе выключается, и выходит Зик, мокрый, вытирающийся полотенцем. Не смущаясь, он набрасывает полотенце на плечи, позволяя своим яйцам высохнуть на воздухе. Он поворачивается ко мне.
— Так что? Ты хотя бы трахался?
Я закатываю глаза и делаю вид, что роюсь в своем шкафчике.
— А ты как думаешь? — становлюсь я «в позу», не подтверждая и не отрицая своего утверждения.
Кто-то хлопает меня по спине.
— Вот это мой мальчик. Кто это был?
— Пожалуйста, скажи нам, что это была та распутная библиотекарша, о которой я все время слышу, — умоляет Джон. — Ты ведь с ней был, верно?
Кто-то издает громкий язвительный смешок.
Зик.
— Да, точно. Эта та сучка? Она намного чопорнее, чем Бетти, настоящая библиотекарша.
Я усаживаюсь на ближайшую деревянную скамью и сажусь прямо, словно аршин проглотил, пока они насмехаются надо мной, высмеивают Джеймсон и несут всякое дерьмо.
— Ты ей уже вставил?— спрашивает другой член команды, снова имея в виду Джеймсон.
— Я не знаю, Сантьяго, люди все еще говорят «вставил»?
— Вставил. Трахнул. Поимел. Перепихнулся. Переспал. Что тебе больше нравится, педик? Ты начинаешь говорить, как твоя девушка-девственница.
— Она не моя девушка.
Даже близко нет, я позаботился об этом в понедельник.
Во мне зарождается чувство вины.
— Да? Ты, кажется, проводишь слишком много гребаного времени в библиотеке в эти дни, занимаясь с кем-то, на кого, как ты утверждаешь, насрать.— Зик использует мнимыекавычки, говоря «занимаясь».
Вот придурок.
Я натягиваю носки, желание защитить Джеймсон усиливается. Защитить себя. Нас.
— Я никогда не говорил, что мне на неё насрать.
— Так почему ты всегда в библиотеке, чувак?
— Просто пытаюсь поддерживать свой средний.
Зик, ведет себя как всегда придирчиво,пристально смотря на меня.
— Твой средний.
— Мой средний балл, — уточняю я. — Средний балл.
— Я знаю, что такое средний балл, придурок.
Мои темные глаза впились в него.
— Ты почему-то очень злишься. Кто-то нагадил в твою овсянку сегодня утром? Разве вы не выпустили пар, заблокировав Роджерса полу-нельсоном ( прим.ред.Прием в борьбе. Захват шеи из-под плеча) полчаса назад?
— Может, я и злюсь. Может, я не хочу, чтобы ты встречался с ханжой. Это даст остальным занудам ложную надежду.
— Ты мудак.
Он смеется, почти маниакально: — А я и не говорил, что нет.
Громкий, ревущий крик из офиса разносится по раздевалке, отдаваясь эхом: — Осборн. Дэниелс. Сейчас не время меряться пенисами. Одевайтесь и садитесь в автобус. У вас восемь минут.
Зик ворча от разочарования, смерив меня ледяным взглядом, отправился к своему шкафчику. Вытащив свою спортивную сумку, кричит через плечо: — Это не конец, Осборн. Вовсе нет.
Глава 24.
«Моя мечта, что бы девушка для секса
жила рядом с Макдональдсом, чтобы я
мог трахнуть ее, а затем взять бургер».
Себастьян
Я вваливаюсь в дом, измученный долгой поездкой в автобусе, и Зиком, который продолжал изводить меня в течение пяти часов, пока мы добирались до дома. Он критиковал. Он раздражался. Он скулил до тех пор, пока моя голова не откатилась на бок, и я не включил музыку, чтобы заглушить этот звук.
Я устал.
Я умираю с голоду.
Я готов к теплой еде и мягкой постели.
В доме тихо, когда я бросаю свои сумки в прачечную. Повесив сумку и сняв куртку, я быстро снимаю ботинки и откладываю их в сторону.
Я включаю свет на кухне и подхожу к холодильнику. Рывком открыв ее, я смотрю внутрь, ослепленный ярким светом, созерцая добычу: трехдневный соус для спагетти, недоеденный гамбургер, йогурт. Там остался галлон апельсинового сока, немного фильтрованной воды и открытая бутылка «Доктора Пеппера».
Мой выбор-отстой.
Оплакивая тот факт, что по дороге домой я не остановился и не перехватил что-нибудь быстро, я хватаю остатки гамбургера и йогурт, шлепаю их на тарелку и прислоняюсь к стойке.
Где, черт возьми, все? Я хватаю телефон и набираю сообщение соседу по комнате.
Оз: Где ты?
Зик: Остановился поесть.
Дерьмо.
Оз:Принеси мне что-нибудь. Ужасно голодный.
Зик: Ага. Буду через пол часа.
Может он и полный придурок, но он придурок, который накормит мою голодную задницу.
Довольный тем, что еда уже в пути, я выбрасываю бургер и йогурт в мусорное ведро, хватаю сумку и иду по коридору в душ.
Это занимает у меня всего шесть минут.
Натянув шорты и потрепанную старую футболку, я направляюсь в свою комнату и иду по устланному ковром коридору, останавливаясь перед дверью моего соседа. Постучав по ней костяшками пальцев, я без колебаний поворачиваю ручку.
Не желая будить его, если он спит, я медленно открываю дверь, тусклый свет изнутри указывает на то, что он дома и не спит.
— Эй, Эллиот!
Мой взгляд блуждает по кровати, задерживаясь на двух переплетенных фигурах, а именно на моем соседе по комнате, трахающем какую-то девушку, вдалбывающем ее в свой матрас, как будто это его последний шанс на перепих.
Их стоны наполняют воздух.
Ошеломленный, я не сразу прихожу в себя.
— Вот дерьмо! Прости, чувак.
Я должен был закрыть дверь, должен был отступить и уйти в свою комнату, но вид белых бедер моего соседа по комнате, страстно врезающихся в ту цыпочку, которую он загораживает, заставляет меня смотреть недоверчиво.
Консервативный Эллиот никогда не приводит девушек домой. Никогда.
Ни разу.
Ну, я бы не сказал, что никогда, но такие случаи настолько редки, что я не могу вспомнить, когда это было в последний раз. Это не в его стиле, так что я предполагаю, что это не какая-то интрижка.
Это, должно быть, девушка, с которой он встречался, но не представил нас друг другу.
Кто-то, кто ему действительно нравится.
Так что я должен закрыть дверь и уйти, радуясь тому, что он отрывается.
Но этого не делаю.
Позор мне.
Мой взгляд падает на пол, на разбросанное нижнее белье. Прозрачный кружевной бюстгальтер. Бледно-лиловые атласные стринги (хороший выбор). Джинсы. Черные лакированные балетки. Белый кардиган…
Подождите.
Черные балетки?
Белый кардиган?
Белый гребаный кардиган?
Я бросаю взгляд на кровать, на спутанные простыни. Мужской стон. Женский вздох, с которым я слишком хорошо знаком.
Длинные блестящие волосы рассыпаны по темно-синей подушке Эллиота, его руки упираются в матрас у лица брюнетки, пока он неистово толкает и вдалбливает свои бедра в нее, пока она задыхается от удовольствия.
Трахает ее.
Трахает, блядь, Джеймсон.
Это она, я просто знаю это.
В ярости я открываю рот и делаю несколько шагов к ним, намереваясь— Что? Стащить его с середины толчка? Начать драку? Черт! Мой возмущенный писк, должно быть, насторожил их, потому что Джеймсон
