Пальцы Эллиота обхватывают ее зад, впиваясь в расщелину, и я вижу красный, когда сжимает ее. Вижу красный, когда она хихикает и стонет.
— Ты такой удивительный, — всхлипывает она, и я с ошеломленным ужасом наблюдаю, как с её губ слетает мое имя. — Ты самый лучший, лучший... прямо здесь... да!
Я безмолвно смотрю, как она задыхается. Кончает.
Кончает.
Наши глаза встречаются, ее остекленевшие от экстаза, и она улыбается, откидывая голову в удовлетворенном, пьяном состоянии. Эллиот сосет ее шею, его грязный язык пробегает по ее горлу.
Ебать, ебать, ебать меня жестко.
Я захлопываю дверь с такой силой, что она трескается, дергается на петлях, и с грохотом несусь по коридору. Распахиваю свою дверь. Она ударяется о стену, отскакивая от силы удара. Расхаживая взад и вперед по своей комнате, как тигр в клетке, я считаю, чтобы восстановить самообладание.
Раз, два, пять. Десять.
Я выхожу в коридор, задыхаясь, как будто только что пробежал восемь миль, и борюсь с желанием пробить кулаком чертову стену, отделяющую комнату Эллиота от коридора.
Я жду.
Я стою, прислонившись к стене за его дверью, когда она выходит, одетая только в его футболку. Его гребаную футболку. Я вспоминаю нашу поездку в Юту, на ней не было ничего, кроме моей серой борцовской рубашки, и снова чуть не теряю самообладание.
Я считаю до пяти, с удовлетворением отмечая ее испуганный вздох, когда она видит меня, вздох, похожий на тот, который я слышал полчаса назад, когда она подложила мне свинью.
Трахаясь с моим соседом.
— Привет! — мое злобное, пронзительное и сердитое приветствие отнюдь не приятно. — В чем дело?!
Я уверен, что это звучит безумно, но я так чертовски зол.
Она смотрит налево, смотрит направо в поисках спасения. Прости, милая, никто не придет тебя спасать.
— Если тебе нужно отлить или, ну, не знаю, бросить презерватив в мусорное ведро, ванная дальше по коридору налево.
Разве я не чертов приветственный комитет? Сбавь тон, Осборн.
Вместо того чтобы направиться в ванную, Джеймсон прислоняется к стене, подражая моей позе. Спина прямая, прислонясь к стене, левое колено уперлось в стену, нога коснулась гипсокартона.
— Ты рано вернулся, — любезно говорит она. — Как прошло соревнование?
Скрестив руки на груди, я изучаю ее. Раскрасневшиеся щеки, взъерошенные волосы, немного дикие глаза... её посторгазменный взгляд невероятно сексуален.
Я перешел к делу.
— Как долго это продолжается?
Ее голова с глухим стуком ударяется о стену.
— Только один раз. Но это было наше второе свидание.
— С каких это пор?
— Мы переписывались после вечеринки.
Сукин сын. Это было минимум две недели назад. Или уже три?
— Когда ты собиралась мне сказать?
Иронический смех срывается с ее губ:
— Я не собиралась.
— Почему? Я гонялся за тобой неделями; ты трахнешь его, но не трахнешь меня?
— Это не соревнование, и, пожалуйста, говори тише.
— Почему.
— Почему что?
— Почему ты позволила ему... — я сглатываю, не в силах произнести ни слова. Черт возьми, если все это не заставляет меня чувствовать себя полным дерьмом.
В ответ она сухо рассмеялась.
— О, пожалуйста, только не говори, что тебя это беспокоит. Ты не желающий обязательств. Ты тот, кто получает «работу руками» и минет от любой, у кого есть пульс.— Она фыркает. — Дай мне чертов перерыв.
Я тычу пальцем в ее сторону.
— Ты с ума сошла, если думаешь, что меня это устроит.
— Это не имеет к тебе никакого отношения.
— Чушь собачья. Это имеет отношение ко мне! Ты простонала мое имя. Мое. Имя.
В ответ она лишь небрежно пожимает плечами, и мне хочется прижать ее к стене и показать, что она для меня значит.
— Ты спала с ним, чтобы заставить меня ревновать? Чтобы подчинить меня? Потому что я говорю тебе прямо сейчас, Джеймсон, это не сработает. Все это меня бесит.
Долгий, тихий вздох.
— Он хороший парень, Оз. Он мне нравится. Может, мы и не встречаемся, но, по крайней мере, он не заставит меня чувствовать себя использованной и дешевой по утрам. Он не заставит меня чувствовать себя очередным номером. Я сохраню достоинство, когда выйду отсюда.
— Что ты несешь?— Я тычу большим пальцем себе в грудь. — Я отношусь к тебе с уважением.
— Успокойся и говори тише, — шипит она. — Боже, Себастьян, не все всегда связано с тобой. Тебе не приходило в голову, что я не хочу быть с кем-то, кто хочет, чтобы я отвезла его в секс-город?
Я молча считаю до десяти и делаю глубокий успокаивающий вдох, сжимая кулаки.
— Почему ты не позволяешь мне трахнуть тебя?
Она изучает меня, холодная, спокойная и собранная. Плечи расправлены и полны достоинства, как будто она уже все обдумала и знает ответ.
— Потому что ты говоришь такие вещи, как «почему ты не позволяешь мне трахнуть тебя». Думаешь, я не хочу тебя? Ты ошибаешься. Я хочу. Я лежу в постели и думаю о тебе каждую ночь; Ты мне снишься, Себастьян. Но я не дура. Ты разобьешь мне сердце.
— Так это и есть твое решение? Переспать с кем-то еще? С моим долбаным соседом, из всех людей?
— Я сделала это не для того, чтобы причинить тебе боль.
— Слишком поздно! Как ты могла так поступить со мной, Джеймсон? Скажи мне! Я не трахался с твоей соседкой, когда была возможность.
Ее лицо вытягивается. Плечи опускаются.
— Наверное, я ... хотела чувствовать себя хорошо. Я хотела удовольствия. Я хотела оргазма. У меня не было секса целую вечность, и Эллиот был безопасным выбором.
— О, мой гребаный Бог. — Мои кулаки сжимаются, мне хочется ударить кулаком в стену позади меня. — Это такое дерьмо.
Джеймсон скрещивает руки на груди.
— Я приняла решение.
— Я никогда не лгал тебе о том, кто я.
— И мне это нравится в тебе, но…
— Но что? — Не могу избавиться от горького привкуса во рту.
— Чудесно и ужасно, — шепчет она. — Красиво и легко забываемо. Ты заставляешь меня чувствовать то же самое.
— Как ты можешь стоять здесь и говорить такое? Я обожаю тебя! Я думаю, ты красивая. Я не могу ни минуты не думать о тебе, о том, как ты пахнешь и как ты всегда откидываешь волосы назад, или постукиваешь ручкой, когда концентрируешься. Ты сводишь меня с ума.
— Этого недостаточно.
— Не делай этого, Джеймсон, не говори это дерьмо. Пожалуйста, ты разбиваешь мне сердце.
Она отступает, делая шаг к двери моего соседа.
— Ты не сделаешь этого нарочно, Себастьян, но, в конце концов, разобьешь моё.
Я сглатываю комок в горле.
— А Эллиот, видимо, нет.
Она слегка трясёт головой.
—
