— Ллойс… — Вяло поковыряв вилкой остатки размазанной по тарелке сметаны, Кити несмело подняла глаза на наемницу. — А мы… Ну… Шериф сказал, что Стая — твои друзья. Но это, ведь, не так?
— Всё из-за зубов, — тяжело вздохнула Ллойс. — Всё из-за чертовых зубов. Ну, и татухи ещё, наверное. Многовато их у меня. — Посмотрев на покрытые сложной вязью пересекающихся разноцветных узоров кисти рук, Элеум вяло пошевелила пальцами и, сыто рыгнув, откинулась на спинку стула. — Зверюги зубы себе подпиливают в знак того, что они презирают боль. Ну, и сырое мясо так рвать легче. Некоторые даже стальные клыки себе вставляют… У матерых, элиты, старые зубы сами выпадают, а новые растут — любой волчара от зависти удавится. Так или иначе… — Проведя кончиком языка по острым клыкам, Элеум криво усмехнулась и горестно покачала головой. — Пасть сейчас у меня, действительно, как у стайников.
— А ты, что, их тоже подпилила? — Ахнула Кити и, отставив от себя стакан с соком, с ужасом и недоверием уставилась на вяло жующую очередную порцию кабачков наемницу. — Это, ведь, очень больно… наверное…
— Да нет. — Отмахнулась наемница. — Сами выросли. Раза после пятого или шестого. Мне зубы, пока я на арене была, часто выбивали.
— А… — Недоуменно моргнув, Кити оглянулась по сторонам и, нервно схватив плюшевого мишку, посадила игрушку себе на колени. — Выбивали… — прошептала она чуть слышно.
— Ну да, — пожала плечами Элеум.
Лицо девушки на мгновение помертвело. Стало злым, отстраненным, жестоким.
— Не во время боев, естественно. Бывало, конечно, вышибали пару-тройку кусалок, но так, чтоб все… Нет, мне их по ночам выбивали. Смотрители. А иногда другие рабы. Это очень просто. Бахаешь шокером, чтоб не дергалась, подставляешь к губам рукоять ножа или палку и долбишь по ней киянкой. И всё, сучка больше не кусается. Не может. Только мычит и кровью плюется.
На мгновение глаза наемницы похолодели, утратили блеск, превратившись в пару расцвеченных золотистыми прожилками зеленых, речных окатышей.
— Им это нравилось. Чтобы мычала и плевалась. И от боли выла. Они называли это «укротить суку». А иногда меня, чтобы поменьше ерепенилась, в барак к мужикам бросали. Но это, пока я не подросла. Кому нужна сотня трупов… Драться или трахаться, кисонька. — Ллойс с шипением втянула в себя воздух.
— Драться или трахаться. В конце концов, для этого меня и сделали. — Злобно оскалившись, наемница повернулась к протирающему стойку кабатчику. — Еще водки! И этих… ну, которые с мясом.
— Сей секунд, — качнул шляпой мужчина и снова скрылся на кухне.
— Извини. — Прижав игрушку к груди, прошептала девушка. — Я… Я не хотела…
— Да нормально всё. — Неожиданно тепло улыбнулась Элеум. — Самое обидное, что со зверенышами у меня, действительно, много общего. — Если ты не поняла — я регенератор. Так называют мутантов, у которых раны быстро затягиваются. А еще я приспосабливаюсь. Ну, то есть… — дождавшись, пока поставивший на стол еще одну порцию еды и графин водки трактирщик вернется за стойку, наемница продолжила.
— Как бы объяснить… Вот, можно натренироваться, да? Если много тяжести таскать — станешь сильнее. Если бегать каждый день — выносливее. Можно привыкнуть, например, долго без воздуха обходиться — дыхание задерживать. Или даже боль терпеть. Но это только до определенного предела. Так вот, я не тренируюсь, я приспосабливаюсь. Изнутри меняюсь. И потому предел у меня намного больше. Как ланисты говорили, почти вровень с военными модификациями. Вот эти штуки, например, — помахав перед лицом девушки короткими, но выглядящими необычайно острым ногтями, Элеум тяжело вздохнула, — у меня выросли после череды боев на кулаках. Почти сезон меня на манеж без оружия выбрасывали с разными тварями драться… В конце я уже голыми руками серокожего уложить смогла. Без молний. Молнии у меня уже потом… С тех пор мне кому-то пузо выпотрошить, раз плюнуть. А зубы… Раньше были зубы, как зубы. Без дырок, разве что. А раза после пятого вот такие пилы выросли. И выбивать их стало намного труднее. И боль, когда по ним молотком лупят, я чувствовать почти перестала. Вроде, радоваться надо, но и обратная сторона у этого всего есть.
Наемница вздохнула.
— Вот твой «Феникс». Меня такая продвинутая нанокультура, скорее всего, просто-напросто убьет. Я и медшоты-то в последнее время с трудом переношу. Потом аддиктол приходится неделю жрать, пока башка трещать перестанет… Странно это, ведь аддиктол тоже, по большому, счету нано… Ладно, — махнула рукой наемница и потянулась к графину. — Что-то заболталась я. Ты точно не будешь?
— Нет, — покачала головой девушка. — Мне не нравится… Хоть после «Феникса» я не пьянею почти, мне всё равно, не нравится.
Неожиданно Кити нахмурилась и посмотрела на Ллойс недоверчивым взглядом.
— Ллойс, а Пиклс говорил, что у тебя эта… «Гончая»?
— Дебил твой Пиклс, — хмыкнула наемница. — Да, конечно, «Гончая» — культура очень старая, первого поколения, в работу основных систем организма почти не вмешивается, потому и отторжения у меня быть не должно, по идее. Ну, я с дуру себе ее и поставила — в носу потом неделю свербело, да сопли кровавые текли так, что все пузо, как у мясника поле смены, угваздано было. Наниты, конечно, паленые были, у кустаря купленные, но даже такая простая дрянь встала у меня донельзя криво. Почти на месяц нюх отбило совершенно. Зато, когда восстановилась, стала лучше иной собаки чуять… Не принимает у меня большую часть нанитов организм, кисонька. И даже имплантаты переваривает.
— А татуировки? — Неожиданно спросила девушка.
— Что? — Удивилась наемница.
— Ну… — Задумчиво погладив живот мягкой игрушки, Кити напряженно наморщила лоб. — Это же краска под кожей. Если у тебя раны быстро заживают, они исчезать должны… стираться.
— А ты — умница, — прищурилась наемница и, подвинув к себе тарелку, активно заработала вилкой. — Не знаю, если честно. Большая часть татух — нанокраска. Тоже нано, но отторжения нет. Наверное потому, что эти штуки, как мне объясняли, проще гвоздя. Ну, а может, организм только то отторгает, что, по его мнению, вред приносит. Не знаю… Татухи — обычный пигмент, только структуру реплицирующий. Эти штуки проступят, даже если шкуру до мяса срезать. Как только новая нарастет, так и проявятся. Видишь, — продемонстрировала она девушке покрытые разноцветными расходящимися концентрическими кругами ладони. — Сюда обычные партаки даже нормальному человеку не забьешь — через месяц расползется. А с нанокраской, хоть бы хны.
— А зачем их столько? — Осторожно взяв ладонь Элеум в свои руки, девушка задумчиво провела пальцем вдоль линий.
— Да разве я спрашивала? — Слегка устало протянула Элеум. — Большую часть мне в Сити забили. На арене. Количество побед, крупные бои, и всё такое…
— Тут буквы и цифры… — Отпустив руку наемницы, Кити несмело коснулась пальцем
