Но если заглянуть внутрь себя, если честно с собой же обсудить истинные мотивы этого почти ночного визита, то на самом деле Адриана хотела показаться Грессену в этом платье. Увидеть наконец не только усмешку, но и восхищение. Хоть чуть-чуть. Самую малость, ей хватит и капельки.
Она тихонько проскользнула в комнату и… встретилась взглядом с Грессеном. Тяжелым таким взглядом, даже немного грустным. Пожалуй, это был первый раз, когда она застала какие-то, отличные от ироничной флегматичности, эмоции у него.
Сидел в кресле, пил чай, а на полу возилась Тея, барахталась среди огромных игрушек и пыталась рассадить их в круг.
– Чего не спим? – спросила Адриана.
– Днем выспалась, – сообщил очаровательный ребенок и от усердия даже язык высунул. – Поиглай!
Пришлось сесть рядом с ней на пол и устроить чаепитие игрушкам. Под внимательным, разумеется, взглядом этого доморощенного папаши. Адриана все пыталась понять, почему именно Грессена из всех мужчин на корабле выбрала Тея. Но еще больше она недоумевала, почему Денебский так легко принял ребенка. Надеялся использовать и выторговать абсолютную свободу?
– Ты была на балу? – спросила Тея.
Ушки навострила и даже рот приоткрыла.
– Да, на празднике.
– Ты плинцесса?
– Ага.
– Ого-о-о…
Она живо заинтересовалась платьем. Сопела, рассматривая кристаллы, трогала пальчиками мягкую переливающуюся ткань. Даже браслет на зуб (хотя зубы у нее еще выросли далеко не все) попробовала, весь обслюнявила, захныкала. И радостно заулыбалась, когда Адриана его сняла и вручила ей.
А потом вдруг почувствовала, как из волос вытаскивают тонкие шпильки и локоны медленно, один за одним, падают на плечи.
С невозмутимостью космического танка Грессен расплетал ее прическу. Против воли ей хотелось расслабиться и отключиться, потому что блаженство, которое охватывает девушку во время роспуска волос сравнимо с блаженством от снятых туфель.
Так и сидели. Адриана на полу, Тея положила голову к ней на колени и рассматривала браслет с блестяшками, а Грессен методично и медленно вытаскивал из волос диадему, кристаллы и крепления, на которых все это держалось.
Ей казалось, что-то случилось. Потому что до сих пор он ее почти не касался, не считая наручников и той издевки в ванной. Но все это были шутки, намеренные действия, чтобы вывести ее из себя. А сейчас… Адриана любила, когда ее заплетала и расплетала мама. Оказывается, когда это делает мужчина, удовольствие совершенно другое. И от пальцев, горячих, уверенных, по коже распространяется тепло.
– Иглать! – очнулась Тея.
Браслет был торжественно повешен на шею кукле, а чаепитие перешло ко второму акту.
– Да когда же ты уснешь, маленький монстр, – проворчал Грессен.
– Я могу принести ей молока, – откликнулась Адриана.
– Третий стакан?
– Ну… может, с ней погулять? Побегает, устанет.
– Мы три круга в саду навернули. У нее где-то двигатель. Надо понять, куда заливается топливо, и закрыть этот бак.
– Откуда ты все это знаешь? Ну… как возиться с ребенком.
– У меня был младший брат.
– И что, принц возился с братом сам?
– Да, мне нравилось. Тамир был забавный. Такой же, как эта. Носился по дворцу, бесил отца, громил сад. Убегал, я его ловил.
– А потом его забрали, – закончила она, вспоминая, как их история с братом закончилась.
Этого не было в исторических справках. Там Грессен Денебский с самого начала ненавидел нашу систему и боролся изо всех сил, чтобы победить.
– Тебе надо с ним помириться. Вы ведь уже не дети. Он наверняка помнит и ждет.
– Нет, Ледышка. Не ждет.
«Никто не ждет», – повисло в воздухе, но вслух так и не было произнесено.
Он ее поцеловал неожиданно. Никогда еще Адриана не целовалась и теперь почувствовала себя беспомощной. Не самое приятное чувство для принцессы, особенно вкупе со страхом, который рождался из целого урагана ощущений. Грессен умел целоваться и действовал на нее так, словно обладал какой-то магией, полностью подчиняющей девушку.
Захотелось воспользоваться телепатией. Хоть чуть-чуть заглянуть за черту, посмотреть, какие у него чувства вызывает этот поцелуй. Но что-то подсказало, что делать этого не нужно.
А может, и стоило. Детская наивность порой бьет в самый неожиданный момент.
Губы горели, ее била мелкая дрожь. Голова как будто пьяная, и хочется сделать глубокий вдох, но не выходит, дыхание сбивается.
– И все? – усмехнулся он.
Куда только делась грусть в глазах.
– Я ждал от влюбленной по уши Ледышки чего-нибудь более решительного. Разве ты не получаешь все, что хочешь?
Вот так нежность сменяется ударом хлыста. Она, может, и не обратила бы внимания на эту подколку, стиснула зубы и промолчала. Но не теперь, не чувствуя детскую растерянность. Секунду назад ее нежно целовали, расплетали волосы и Адриана чувствовала себя нужной и желанной, а сейчас ее самую жуткую тайну выставили на свет и обсмеяли. Для него это, конечно, глупость. А еще очень забавно: надо же, дочь злейшего врага влюбилась. И, надо думать, Грессен поступал даже в некотором роде благородно. Мог бы ударить больнее.
Она вскочила на ноги.
Тея, маленькая Тея отшатнулась, словно на нее замахнулись, и заревела, но Адриана не могла больше здесь оставаться. Она выходила из комнаты, а в спину неслось жалобное, отчаянное «мама!».
Она пошла туда, куда всегда бежала, когда переживала. К отцу. Тот еще работал после совещания, в кабинете. Не отрываясь от экрана, когда Адриана ворвалась, сказал:
– Два дебила, а страдает ребенок.
– Что? – Она даже моргнула. – О чем ты?
– Ладно, – вздохнул он, – пойдем длинным путем. Что случилось, детка?
– Ты видел, – догадалась она. – И что?
Без сил опустилась на диван. Подумав, забралась с ногами и все-таки не выдержала, разревелась. Свернулась клубочком на коленях отца и ревела, пока не устала. Чем-то напомнила себе Тею, а в конце даже икать начала так же.
– Ты не ревела у меня на руках лет с семи, – усмехнулся отец. – Мама говорила, что рано или поздно ты к этому вернешься, а я, дурак, не верил.
– А мама из-за тебя плакала?
– Это я из-за нее плакал.
– А серьезно?
– А если серьезно, то единственное, что имеет значение, – то, что ты ребенка напугала.
– Я виновата? – возмутилась Адриана. – Ты… ты без звука смотрел? Ты слышал, что он сказал?
– Что бы он ни сказал, девочка ему в этом не помогала. Не подсказывала и не писала жутко обидную для тебя речь. Ты ее испугала.
Слезы снова полились, этот процесс стал неконтролируемым. Так отвратительно она еще никогда себя не чувствовала. И в голове все время раз за разом звучало это «мама». Не мама она! Не может ею быть, не хочет. Сама еще ребенок, глупый до омерзения.
– И что мне делать?
– Не знаю, – пожал плечами отец. – Ты должна решить.
– Ты же император! Отдай приказ, и все!
– Размечталась. Нет уж, в твою эту историю я не полезу, детка. Скажу
