В десяти футах от него, на островке бетонного пола, моргал красным огоньком паучий маячок.
«Ну вот. И след потерял».
Глава одиннадцатая
ПРОСНУВШИСЬ, Питер Паркер почувствовал, что и душа его, и тело поглощены лишь одним – болью.
«Я ведь силен? Конечно. Быстр? Хотелось бы верить. Однако сбрось на меня полтонны бетона – и утро уж точно будет хмурым. Сейчас ведь утро, не так ли?»
Из-за окна, сквозь щель между сдвинутыми шторами, в комнату пробивался дневной свет. Однако день вполне мог клониться к закату. Смутно вспомнился Гарри, заглянувший попрощаться по пути на лекции, однако с тех пор мог пройти не один час.
В конце концов он смог если не встать, то пошевелиться. Все тело было жестким, неподатливым, как доска. Питер попробовал выполнить несколько растяжек, но от этого только отчетливее понял, насколько сильно пострадал. Подумав, что под горячим душем может стать легче, он кое-как дополз до ванной. Но стоило струйкам воды коснуться ссадин и порезов – и он едва не взвизгнул от боли.
«Ай! Отчего паучье чутье не предупредило об этом?»
Через полчаса, хромая, точно древний старик, он все же сумел подняться на ноги.
Доктор Коннорс и его семья все еще пребывали в плену, но в таком состоянии Питер мало чем смог бы помочь им, если бы даже знал, где они.
Однако время шло, и ему становилось все лучше и лучше. Он взглянул на часы – 9:17, утро. Может, с наступлением ночи? К тому же, о похищении ему сообщил капитан Стейси – значит, Коннорсов наверняка ищет полиция.
«А я пока что доковыляю до ГУЭ и посещу хоть пару лекций. Только бы к доске не вызвали – если профессора вообще помнят, кто я такой».
Идти пешком оказалось затруднительно, и потому Питер сел в автобус. Выйдя на нужной остановке, он заковылял через площадь, опустив голову и ссутулив плечи. На ступенях у входа в корпус естественных наук в окружении приятелей стояли Джош и Рэнди. Питер сделал вид, будто не заметил их, чем заслужил презрительный взгляд Киттлинга.
– Что? Мы для тебя не компания?
– Легче, Джош, – заступился за Питера Рэнди. – Одно лишь то, что ты скажешь «прыгай», не значит, что все тут же кинутся спрашивать, насколько высоко.
– Ух ты, – фыркнул Киттлинг. – Что этот новенький съел за завтраком? Значит, заступаешься за друга? Ну, честь тебе и хвала.
Пробормотав «привет», но так и не оторвав взгляда от ступеней, Питер двинулся дальше, но, поднявшись до середины, увидел перед собой пару знакомых кроссовок.
– Гвен?
Поставив ногу на следующую ступеньку, Гвен заговорила, но спутанные мысли Питера понеслись вскачь с такой скоростью, что он пропустил все мимо ушей. Он замер, чувствуя себя точь-в-точь как пресловутый олень в свете фар.
«Когда я в последний раз видел ее? Нет, когда я в последний раз встречался с ней, как Питер Паркер? Я хоть СМС ей написал с тех пор, как она рассказывала о нападении на отца? За всем этим и в здоровом-то виде нелегко уследить. Вдруг сейчас все перепутаю и повторю что-нибудь из подслушанного Человеком-Пауком?»
– Питер! Ты хоть одно мое слово слышал?
Питер изумленно раскрыл рот.
«Вот черт! В том и дело, что нет! Чего она хочет? Расстаться навсегда или пойти в кино? Или только что сказала, что полюбила другого?»
Он вскинул было ладони, словно сдаваясь в плен, но это лишь вызвало новый приступ боли.
– Гвен, прошу тебя, прости, но я себя чувствую – хуже некуда. Правду сказать, лучше бы остался дома.
Гвен явно все еще дулась, однако протянула руку, чтобы поддержать его.
«Наши отношения. Она хочет поговорить о наших отношениях. Должно быть, так. Верно?»
– Знаю, нам надо поговорить. Но нельзя ли сделать это позже – скажем, в четыре, когда у меня кончатся занятия?
– Я не смогу, – помедлив, ответила Гвен. – Я буду занята.
Питер моргнул.
– Занята? Чем?
– Если тебе обязательно знать, я буду выполнять поручение отца.
– Прости. Я не хотел… Как насчет завтра? В любое время.
Гвен кивнула:
– В обед.
С облегчением проводив ее взглядом, Питер почувствовал себя слегка уязвленным.
«Она чем-то серьезно озабочена».
Он, хромая, двинулся вперед, надеясь добраться до аудитории и занять место в задних рядах без дальнейших происшествий, и едва не застонал вслух при виде подбежавшего к нему Гарри.
– Сосед! Я надеялся тебя встретить!
Питер взял себя в руки.
– Привет, Гарри.
– «Привет, Гарри»? И это все, что ты можешь сказать другу, только что отпустившему усы?
Питер прищурился, разглядывая едва заметный пушок под его носом.
– А раньше у тебя их не было?
Вопрос был задан безо всякой задней мысли, но, судя по реакции Гарри, для прямоты было не время.
– Ну вот, – протянул Гарри. – Теперь я понимаю, что чувствует Эм-Джей, когда я не замечаю ее новой прически.
Надувшись, он двинулся прочь.
Остановившись в дверях аудитории, Питер огляделся, гадая, нет ли поблизости еще кого-нибудь, кого он не успел обидеть – или, по крайней мере, еще кого-нибудь из знакомых. Он даже не замечал, что загораживает проход, пока кто-то, протискиваясь мимо, не зацепил его плечом. Легкое прикосновение вызвало новый приступ мучительной боли.
«Уй-я! Может, мои родители невзначай обидели злого колдуна, или еще кого-то в этом роде?»
* * *УЭСЛИ восхищался тем, как быстро, не упустив ни единой мелочи, Маггии удалось организовать для него лабораторию и библиотеку, пока не сообразил, что они, скорее всего, просто руководствовались его же собственными заметками, добытыми из взломанного компьютера.
Но, как бы то ни было, последние достижения трехмерной визуализации тут же принесли результат. Все известные до сих пор формы письменности были двумерными, но специалистам уже удалось установить, что значение символов, изображенных на скрижали, может меняться в соответствии с вариациями глубины резьбы.
Однако все эти специалисты, предполагая, что скрижаль содержит некие инструкции, сосредоточились на вычленении из основной массы текста некоего рецепта, основанного на натуральных ингредиентах – травах и тому подобном. Уэсли же предположил, что все значительно сложнее, и искать следует нечто наподобие химических обозначений – не «соль», а «хлорид натрия», не рецепт, а формулу. Вот тут-то и мог помочь биохимик. Для этого и было нужно присутствие доктора Коннорса.
И в самом деле – они стали первыми, кому удалось вычленить эту формулу из основной массы текста. К несчастью, вычленить ее оказалось намного легче, чем понять. После первоначального прорыва дальнейшие исследования уже раз десять заводили их с доктором Коннорсом в тупик.
Уэсли так увлекся, что совсем забыл о Маггии. Но Коннорс не забывал о ней ни на миг. Тревога о судьбе семьи угнетала его настолько, что лишь отвлекала от
