«Кто же – не Сэмюэл ли Джонсон сказал, что грозящая человеку виселица прекрасно помогает сосредоточиться? Что ж, по крайней мере, в случае моего невольного партнера он ошибся».
Чтобы расслабиться, Уэсли принялся подбрасывать и ловить монетку, как Джордж Сандерс в одном старом фильме. Коннорс, то и дело стискивая кулаки, яростно метал в стену стилус.
– Вы хоть понимаете, что за последние несколько часов мы добились большего, чем все остальные – на протяжении веков? – заметил Уэсли, в очередной раз подбросив и поймав монетку.
– Да, – скривился в ответ Коннорс, – но ведь этого мало, не так ли? Я, конечно, его не осматривал, и могу судить только по внешнему виду и единственному сердечному приступу, но, если мои подозрения верны и его сердце настолько изношено, оно может остановиться в любую минуту. Даже если Сильвермэйн намерен сдержать свое слово, в чем я сильно сомневаюсь, он вполне может умереть задолго до того, как мы закончим.
Эта информация внушала двойственные чувства. Со смертью Сильвермэйна в стройных рядах Маггии возникнет хаос – хотя бы на некоторое время. С одной стороны, это было бы как раз то, что нужно мистеру Фиску. С другой – это могло стоить Уэсли и жизни и шанса раскрыть великую тайну.
Подобрав стилус, Коннорс принялся листать спроецированные на стену изображения вычлененных из текста химических символов.
– Вот. Формула перед нами, но переменных еще слишком много. Какие символы означают компоненты? Какие – пропорции? Какие – связи между компонентами?
Уэсли снова подбросил монетку. Глядя, как она вращается в воздухе, Коннорс умолк. Внезапно глаза биохимика распахнулись во всю ширь, и он вновь устремил взгляд к символам на стене. Символы, составлявшие формулу, были отмечены особым дополнительным элементом – загнутой на конце поперечной линией. Но кроме этого каждый символ также содержал кривую в различных положениях. Теперь Коннорс пошел от символа к символу, указывая на эти дуги – вертикальные, горизонтальные и наклонные.
Уэсли понял, о чем он думает, еще до того, как Коннорс раскрыл рот.
– Эти кривые имеются во всех символах – и в формуле, и в тексте – примерно в двенадцати различных вариантах. Однако в формуле вариантов всего три, и они вполне могут иметь отношение к искомым переменным – ингредиенту, количеству и химической связи. Прежде этого не замечали, потому что никто до нас не рассматривал формулу отдельно от сопутствующего текста. Думаю, мы у цели!
* * *ДОБРАВШИСЬ вместе с заложниками до Гэлби-билдинг, Цицерон планировал посадить их под замок и хоть несколько минут посвятить себе. Всю эту долгую ночь ему даже некогда было принять душ. Но, едва узнав об их прибытии, Сильвермэйн потребовал всех троих прямо к себе, и Цицерон, как хороший солдат, подчинился.
Он вышел из переполненного лифта. Следом его люди вывели мать и сына – в наручниках, с надетыми на голову мешками. Опершись о стол шишковатыми кулаками, Сильвермэйн поднялся, подошел к Цицерону и навис над ним.
– Что это значит? Почему ты привез их в штаб-квартиру, не известив меня?
Цицерон понимал, что Сильвермэйн нависает над ним нарочно – подчеркивает разницу в росте, демонстрирует превосходство вожака стаи. Но адвокат так устал и перенервничал, что ответ его, хоть и должен был звучать, как просьба, прозвучал, скорее, как приказ:
– Успокойтесь!
Тут же осознав свою ошибку, он снизил тон и продолжал:
– Мистер Манфреди, ко мне в контору явился Человек-Паук. Пришлось оперативно принимать решение самому.
Но от его оправданий стало только хуже. Сильвермэйн грохнул кулаком по столу:
– Человек-Паук? Он не остановится, пока не отыщет их. И ты привел его прямо к нам на порог!
«Мы вообще не вляпались бы во все это, если бы ты, старая горилла, вовремя сдох».
Цицерон отер лицо ладонью и заставил себя сохранить почтительный тон.
– Во-первых, позвонить я не мог. Дело – не из тех, что можно обсуждать по телефону. Во-вторых, когда я видел этого стенолаза в последний раз, он был погребен под грудой обломков. В лучшем случае – мертв, в худшем – очень серьезно ранен. В-третьих, я провел ночь и половину утра, петляя по Джерси и Коннектикуту, чтобы убедиться, что за мной нет хвоста. Не вижу, что еще я мог бы предпринять.
В какой-то момент Сильвермэйн перестал слушать его. Ноздри старика брезгливо раздулись.
– От тебя воняет.
Этого Цицерон вынести уже не смог.
– Сожалею, но в седанах нет душа!
Казалось, в последовавшей за этим гробовой тишине было слышно, как дрогнули губы Сильвермэйна, растягиваясь в легкой улыбке.
– Если бы мне и требовался повод, чтоб выпустить твои предательские потроха, ты его только что обеспечил. Марко, возьми этого паршивого…
Но Человек-Гора внезапно поднес руку к наушнику в ухе.
– Мистер Сильвермэйн, звонят из лаборатории. У них там вроде прогресс.
У Сильвермэйна отвисла челюсть, и Марко вздрогнул.
– Простите. Вы говорили: я должен тут же вам сообщить, чем бы вы ни были заняты. Вы говорили: все прочие дела – побоку…
– Нет-нет, Марко, я не сержусь. Я волнуюсь, – колени старика задрожали. Он поманил великана к себе, чтобы опереться на него. – Мы должны немедленно спуститься туда.
По пути из кабинета Сильвермэйн остановился и смерил Цицерона взглядом, не сулившим адвокату ничего хорошего. При виде непоколебимой уверенности в его глазах и широкой, точно оскал черепа, улыбки Цицерон на миг встревожился. Что, если этот камень и вправду содержит какую-то невероятную великую тайну?
Но, стоило Сильвермэйну с Марко скрыться из виду, он отмахнулся от этой мысли.
«Э-э, старик просто тешит себя иллюзиями».
Сдавленный всхлип Марты Коннорс напомнил ему о том, что хоть кому-то из Маггии следует действовать разумно. Повернувшись к своим людям, топтавшимся у лифта, он махнул рукой в сторону заложников:
– Найдите свободную комнату и заприте их там.
Видя, что его люди колеблются, он заорал:
– Мне – что, и на это спрашивать разрешения у босса?! Они уже здесь, окей? Так нужно же их где-то держать! Живо!
* * *ВНАЧАЛЕ Коннорс решил, что в коридоре, ведущем к лаборатории, вдруг погас свет. Но это был Марко – его широкие плечи заслонили дверной проем. Великан настороженно взглянул на него, но не проронил ни слова. Опираясь на его руку, в лабораторию вошел Сильвермэйн. Судя по всему, главарь Маггии был еще ближе к смерти, чем в тот момент, когда Коннорс видел его в последний раз. Но в то же время его мертвенно-серое лицо сияло странным – самым подходящим описанием этого состояния было бы слово «детским» – предвкушением чуда.
– Получилось?
Коннорс надеялся, что Уэсли возьмет на себя труд ответить, но тот молча отодвинулся к дальней стене лаборатории. Уверен, что Коннорс, будучи доктором, лучше сумеет объяснить, насколько это опасно? Или просто избегает внимания Сильвермэйна любой ценой?
Не видя иного выхода, Коннорс вздохнул и заговорил:
– Мы вычленили из текста
