– Нет, не понимаю, но тебе верю. И что теперь? – Катя слушала внимательно, стараясь вникнуть в новые для нее термины.
– А это значит, что или мы связывались не с ЦУПом, или связывались, но не с нашим ЦУПом. Вернее, где мы, в какой вселенной – совершенно неопределено.
– По-моему, ты запутался, – остановила его Катя. – Попробуй сформулировать для меня. Понятнее.
– Нет, я просто боюсь предположить, меня уже высмеяли один раз, – замялся Андрей.
– Я не буду смеяться, – совершенно серьёзно заверила его девушка. – Я и тогда не смеялась.
– Ну, так вот. Или сама система связи попала к нам из другой реальности, или же мы в другой реальности. В другой вселенной. Я опять про мультиверсум.
– Ну и?
– У нас есть два варианта при обратном скачке. Если наш узел связи работает с другой реальностью, то мы просто прилетим домой, и я представляю, как там ждут этого. Мы же все эти дни на связь не выходили.
– А второй?
– Второй – мы после скачка оказываемся там, где уже прошло триста лет. И мы никому не нужны. Вот этого я боюсь больше. – Андрей сжал кулаки.
– А выбор есть? – без особой надежды спросила Катя.
– Нет, конечно. И более того, во втором случае мы можем вернуться на орбиту, но там не будет посадочного модуля.
– Но мы же не можем вечно сидеть тут? У нас просто не хватит ресурсов. – Катя говорила совершенно понятные вещи. – Надо возвращаться. Какой смысл сидеть и мерять твои осциллограммы космической пыли. У нее не спросишь, что делать, так ведь?
– Да, Катя, мы не можем ничего изменить. Да и спрашивать не у кого. – Но тут Малахова словно осенило. – Подожди! Ты сказала, что эти графики похожи на энцефалограмму?
– А? – Катя не ожидала такого вопроса. – А, те! Ну да, очень похожи. Но ты же сказал, что они ничего общего не имеют с мозговой деятельностью.
– Слушай, а ведь это же гениально! – Андрей вскочил и стал стремительно ходить по лаборатории. – Катя, ты не представляешь, какой ты нам сейчас шанс дала!
– Я ничего не давала, – испуганно возразила девушка, не понимая столь бурной реакции.
– У меня сейчас родилась совершенно безумная идея. Послушай. Нас окружает нечто, что творит с нами все это безумие. Нечто, что создает Зоны на Земле, нечто… в общем, нечто непонятное. Но посмотри, вокруг нас нет ничего, кроме космической пыли. В святого духа я не верю, уж извини.
– Ну да, а пыль-то ведь тоже, скажем, не очень одушевлена.
– Вот видишь, вроде бы да, но те измерения, которые я делал с помощью лидара, говорят, что всё это облако вокруг нас находится в постоянных изменениях. Они же не могут происходить сами по себе, так ведь? Идут некие процессы, которые ты как специалист именно в области высшей нервной деятельности определила как энцефалограмму. У нас есть энцефалограф? – Малахов был возбужден, его полностью захватила новая идея, которая могла бы помочь решить все проблемы.
– Ты что задумал? – Катя посмотрела на Андрея скорее с надеждой, чем с иронией.
– Вот ты скажи мне, энцефалограмма же отображает мыслительный процесс? Я имею в виду – если человек о чем-то думает, это как-то отображается на ней?
– Отображается, только пока никто не научился ее расшифровывать детально. Но, скажем так, роботом управлять с помощью сигналов с энцефалографа уже умеют.
– А если ты мне сейчас на голову такой энцефалограф наденешь, я смогу свои… э… мысли передавать?
– Не мысли, а сигналы мозговой активности. Только как передавать? Энцефалограф не передает, а принимает.
– Это уже доверь мне. Я любой сигнал и приму, и передам. Так есть у нас этот девайс?
– Ну… – засмущалась Катя, – я еще не проверяла. Это, наверное, экзотический прибор для космической станции… Нет, конечно, должен быть! По регламенту раз в полгода надо с экипажа энцефалограмму снимать и отсылать. Так что точно должен быть в медотсеке.
– Мы сюда на неделю летели! – разозлился Малахов. – А ты говоришь – раз в полгода!
– Андрюша, не психуй. Станция наша достаточно универсальная. Пойдем поищем энцефалограф у меня в блоке.
– Конечно, пойдем вместе, я тебя точно больше одну не оставлю. – Андрею эта мысль почему-то была приятной.
– Слушай, тебе не кажется, что мы так и будем бегать из отсека в отсек? – выйдя из лаборатории, спросила Катя. – Это напоминает какой-то сериал с плохим сценарием.
– Вот зачем ты так? – вспыхнул Андрей. – Иди сама, я тут посижу.
– А что я там встречу по дороге? Сценарий-то плохой. – Катя вложила свою ладонь в ладонь Андрея.
– Чего боишься, то и встретишь. – Малахову почему-то захотелось сказать девушке неприятное. Он сам не понимал, почему.
Но Катя восприняла слова Андрея совсем по-другому:
– Ты хочешь сказать, что мы видим здесь свои страхи? Я никогда не боялась, что на меня нападут зомби. Я вообще о них никогда не думала. Какие страхи? Да, я готова всех зомби, или кто там ещё у тебя в запасе, порвать ради здоровья экипажа!
– Опять ты за свое, как и команда вся. Я тут ни при чем!!! Мне совершенно не страшны ни зомби твои, ни изломы, ни бюреры, ни кровососы. Они мои друзья. В них нет ни зла, ни ненависти, ни опасности! Это всё в нас!
– Ага, друзья. Вот ты своих друзей и уговариваешь…
– Катя… – Малахов остановился, взял девушку за плечо и развернул лицом к себе. – Зачем ты так? Я хочу одного – чтобы все вернулись обратно. Чтобы я опять увидел своего отца. Ничего мне больше не надо.
– Отпусти, больно. – Катя дернула плечом, сбрасывая руку Андрея. – Ты боишься не увидеть своего отца? Какая-то инфантильность.
– Да что ты понимаешь! – Андрей потерял контроль над собой и закричал: – Кроме него у меня больше никого нет!
– Андрюша, – Катя в свою очередь положила ладонь ему на плечо, – извини. Я тебя очень хорошо понимаю. Я знаю всё о тебе – я же как врач изучала досье каждого и давала заключение о психологической готовности. Я знаю, как для тебя важен отец. И это не потому, что ты от него зависим, а потому, что ты являешься частицей
