Идала и теперь не сводила глаз с мальчишки. Она все вертелась вокруг их стола по поводу и без, пока Дайбару это не надоело, и он не одернул бесстыдницу.
— Ты что ж, кобылка, позор навлекаешь? — дернул он ее за ухо — несильно, но больно — когда девушка проходила мимо со стопкой грязной посуды. — А ну, кончай юлить вокруг этого сопляка! Иль между ног засвербело? Так я те враз вожжами по заднице пройдусь — глядишь, почесун-то и отступит! Марш на кухню, и носа в зал не кажи без моего слова!
Девчонка покраснела, всхлипнула то ли от стыда, то ли от боли и исчезла за дверью кухни, где помогала пришлой поварихе, готовящей еду и иногда греющей кровать Дайбару. Путники меж тем вели неспешный разговор, наслаждаясь простым, но вкусным завтраком. Никто не мог приготовить такую вкусную похлебку на бобах, как Веля, а пареная репа со шкварками была причиной постоянных просьб знакомых трактирщиков с Нижних Трущоб уступить кухарку. На это Дайбар лишь смеялся и отмахивался рукой, зная, что Веля не бросит его. В последнее время он все чаще задумывался о том, чтобы переселить ее в трактир, а там и свадебку тихо сыграть, но все руки не доходили, а Вель не торопила. С этими мыслями Дайбар протирал пивные кружки за стойкой, вполглаза наблюдая за ночными постояльцами. Конечно, такие гости не были редкостью для «Печеного Гуся», но что-то в них настораживало старого наемника. Это ощущение жужжало в его голове, словно одна из десятка мух, кружащих под закопченным потолком. И оно было таким же назойливым и неприятным. Дайбар посмотрел на путников повнимательнее. Обычные люди — старик с внуком, мало ли чего им понадобилось в столице? Сотни таких простых людей ежедневно приходили в Диссу. Кто-то искал укрытие под крепкими городскими стенами, кто-то хотел купить место на торговом корабле и покинуть беспокойные края в надежде найти лучшую долю. Тень войны накрывала их всех, и каждый искал свое убежище. Сам Дайбар старался не думать об этом, но у него давно уже был план того, что он и его близкие будут делать, если кразорская армия все же перейдет Криллу и сумеет победить даворскую армию.
Тревожное предчувствие никак не покидало его, и Дайбар, словно ненароком, отставил кружку в ряд к другим и провел рукой по рукояти меча, закрепленного под стойкой, а затем подхватил следующую кружку. Это немного вернуло уверенности старому воину. Несмотря на прошедшие годы, оставшуюся сильную хромоту после лечения в трущобном лазарете и вылезший живот, он все еще сносно владел мечом и с легкостью мог зашибить случайного вора или перепившего наемника.
«Все равно с ними что-то не так, — подумал Дайбар, искоса продолжая смотреть на путников, — и лошадей они продали по приезду, словно знали, что конюшен не содержу».
Об этом ему шепнул служка, которого он отправил с рассветом разузнать что-то о приезжих. Так, на всякий случай.
«Сивонна Бачча! Да чтоб тебя! — мысленно ругнулся Дайбар сам на себя. — Ну, пришли люди, продали лошадок. Значит, уплыть хотят. Обычное дело».
Его взгляд в очередной раз скользнул по путникам, по их одежде, которую они не сменили с дороги, хоть у каждого и был при себе дорожный мешок за плечами. Крепкие потертые сапоги, свободные штаны, сорочка и дуплет — все простое и добротное. Грязные плащи путники оставили в своей комнате.
Догадка вспыхнула в голове, словно молния, и Дайбар почувствовал, как сердце сжимает липкий страх, а по спине поползла струйка холодного пота. Старому наемнику стоило немалых трудов сохранить выражение обычного ленивого равнодушия на лице. Он поставил кружку на стол и бочком протиснулся на кухню. Когда дверь за его спиной закрылась, он привалился к стене и шумно выдохнул. Вель, хлопотавшая у котелков, подвешенных над очагами, заметила его и сразу подскочила.
— Что такое, Дайбар? — ее перепачканное мукой лицо побелело от испуга. — Да на тебе лица нет! Сердце шалит? Ты присядь, я за лекарем Кильку пошлю.
Дайбар опустился на придвинутый табурет. Нет, ее пугать нельзя. Мало ли еще что может быть. Незачем поднимать лишний шум раньше времени. Мужчина обхватил Вель за талию и притянул к себе.
— Все хорошо, не пугайся, — прошептал он на ухо кухарке как можно спокойнее. — Ногу прострелило болью, да так сильно, что чуть кружки не разбил.
— Дурак старый! — Вель усмехнулась с заметным облегчением. — Я уж думала — помирать собрался!
— Куда уж мне! — хмыкнул трактирщик, стараясь ничем не выдать волнения, и сжал руки ниже талии кухарки. — Просто нога, не стоит волноваться.
Вель вырвалась из его объятий и подхватила внушительную поварешку.
— Ну, смотри, вояка, помрешь до того, как ребеночка мне подаришь… — Вель в шутку замахнулась на мужчину. — Я те и на том свете покоя не дам! И не пугай меня больше так! А то завалился, бледный, словно смерть.
— Будет, женщина, — примирительно поднял руки Дайбар. — Кликни Кильку, по делу метнуться надо бы. А Идала где? Я же ее к тебе послал?
— На улицу помои выносить пошла, — ответила Вель и высунулась в окно, вызывающе качнув бедрами.
Мужчина цокнул языком, но руки распускать не стал — не время и не место для такого. В черный ход забежал Килька — мальчонка лет шести, подрабатывающий в «Печеном Гусе» служкой. Прозвали его так за худобу и вытаращенные, словно у рыбы, глаза. Он приходился то ли двоюродным, то ли троюродным племянником Вель, которая и устроила его в услужение. Дайбар поманил мальчонку к себе и зашептал ему на ухо, чтоб не слышала Вель.
— Пойдешь к воротам, спросишь сержанта караула, передашь ему привет от Дайбара и скажешь, что в «Печеном Гусе» два мага заселились. Чьи они — не ясно, но проверить их надо.
Глаза мальчишки вытаращились еще больше. Вель искоса наблюдала за ними и хмурилась, догадываясь, что любовник обманывает ее, но молчала.
— Ну что уставился?! — гаркнул Дайбар так, чтоб и в зале наверняка услышали. Он вынул из кармана пару медяков и сунул в руку мальчишке. — Дуй давай! И запомни — мазь от боли в ноге! А если принесешь против запора, как в прошлый раз, — шкуру спущу!
Килька вылетел из кухни, словно стрела, Вель прыснула от смеха. Дайбар виновато улыбнулся и вернулся в зал. Один выпивоха сбежал за это время, не расплатившись. Ну что ж, ему же было хуже. Караванщики встретили его улыбками — слышали крик, не иначе, а путники сидели и беседовали, как ни в чем не
