Глава 12
Улицы Белого города, как прозвали территорию столицы внутри городских стен ее жители, встретили курсоров шумом, толкотней и суетой. Обычными явлениями для большого города и огромного количества людей в нем. Тилиус и Сенж прошли по краю Рассветной площади, вдоль высокой стены дворца Трэйдоров и вышли на Оружейную улицу, петляющую между бесчисленными оружейными лавками, разбавленными лишь несколькими небольшими, но аккуратными трактирами.
С утра до позднего вечера Оружейную улицу заполняли толпы наемников. Эта разношерстная масса вооруженных мужчин всех возрастов и достатка сновала от лавки к лавке в поисках оружия. Будь то безусый юнец в потертой и не единожды чиненной кожаной броне, доставшейся ему в наследство от отца. Или же предводитель отряда наемников из охраны богатого каравана в облегченной броне погорской ковки, за которую можно было выкупить в вольных баронствах солидный титул со сносным замком и парой деревень в придачу. Каждый из них мог найти на Оружейной улице именно то, что искал. Тут покупали новое оружие и продавали старое, обменивали с доплатой, а иногда выкладывали баснословную сумму и заказывали создание чего-то особенного.
Несмотря на то, что Оружейная улица притягивала к себе всех этих опасных людей, большинство из которых привыкло пускать меч в ход, не задумываясь, на ней всегда было спокойно и безопасно. Случайному прохожему, не знающему местные порядки, это казалось чем-то невозможным — по всей протяженности улицы на ней нельзя было встретить ни одного патруля, хотя частенько тут видели и стражников, но только как покупателей. Дело в том, что нарушителю порядка навсегда закрывали двери все оружейные лавки и кузницы Диссы, и эта угроза действовала на вспыльчивых наемников не хуже десятка курсоров за спиной. К тому же, весть о подобных проступках мгновенно облетала все крупные отряды и гильдии наемников, и с провинившимся избегали даже разговаривать, не то что заключать контракты на охрану, опасаясь навлечь немилость Оружейных союзов, которым благоволил сам канцлер.
Дорога на Оружейной улице, как и все остальные дороги в Белом городе, была выложена плотно подогнанными друг к другу камнями, выкрашенными в темно-красный цвет. Со всех сторон доносился перестук молотков в кузницах, спрятанных за лавками, и крики зазывал, наперебой расхваливающих свой товар. В другое время курсоры могли бродить между лавками часами, отыскивая что-то стоящее, но в этот раз они торопились на задание, поэтому старались даже не смотреть в стороны призывно сверкающих бликами на солнце клинков, так и просящихся в руки с тесных прилавков.
Когда они вышли к Купеческой улице, воздух, пропитанный дымом и жаром кузниц, наполнили запахи моря, порта и пота, как людского, так и животного, доносящихся с противоположного края улицы, из Старого порта. Купеческая улица была главной и самой широкой улицей в Диссе. Настолько широкой, что на ней легко могли разъехаться четыре повозки. Купеческая улица соединяла Западные и Восточные ворота, проходя насквозь через весь Белый Город небольшой дугой, выгнутой в сторону порта. Посередине она пересекалась со Светлой улицей, делящей город пополам и связывающей Порт и Рассветную площадь.
Несмотря на ранний час, Купеческая улица уже была забита нескончаемыми потоками телег, повозок, грузчиков с тележками и носилками. Курсорам пришлось изрядно потолкаться, хоть большинство людей, завидев их темно-синие плащи с серебряной короной на спине, торопились уступить дорогу. Курсоров в Даворе уважали и боялись. Встречные патрули, состоящие, по последнему указу канцлера, из одного курсора или одного стражника-ветерана и двух стражников-новобранцев, приветствовали их молчаливыми кивками. Низко опущенные капюшоны, скрывающие верхнюю половину лица, плотно сжатые губы и торопливость движений ясно давали понять, что этих двоих лучше не останавливать и не отвлекать. Но самим курсорам это ничуть не мешало разглядывать прохожих и подмечать странности в их поведении — сказывалась годами выработанная привычка.
Слежки они не боялись. Вряд ли кому понадобилось следить за парой курсоров в Белом городе, двумя из многих десятков, патрулирующих тесные улицы. Но Сенж, в обязанности которого входила проверка на слежку, все же был настороже.
Курсоры остановились только раз, когда Тилиус услышал музыку, доносящуюся из-за плотной толпы, окружившей кольцом выступающего бедного менестреля. Выступать на улицах в Диссе было запрещено, потому что собравшаяся толпа перекрывала остальное движение, и таких артистов, не имеющих известности, позволяющей выступать в приличных тавернах, стража быстро разгоняла, а особо неуступчивых и вовсе сажала на пару дней под замок. Но за те полчаса, что артист успевал отыграть, как правило, ему неплохо накидывали в шапку, поэтому желающих рискнуть хватало всегда.
Тилиус остановился не для того, чтобы навести порядок. Такие вещи его совершенно не волновали, для этого была городская стража. Ему понравилась музыка и девичий голос, певший что-то веселое про купца и пытавшегося обчистить его карманы воришку. Юноша замер, жадно вслушиваясь в простую, но безупречно исполняемую мелодию на скрипке и пустом бочонке, отстукивающем задорный ритм. Сенж, зная об увлечении напарника, но не разделяя его, со вздохом выждал минуту и силой увлек слабо сопротивляющегося Тиля дальше.
Вскоре они пересекли каменный мост над Черным каналом. Проходя по западному краю Диссы, канал отделял Кварталы Бедняков от остальной части столицы. Он был достаточно глубок и широк, чтобы по нему свободно плавали небольшие прогулочные лодки, зарабатывающие на подвыпивших купцах и влюбленных парочках. Оказавшись за Западными воротами, курсоры резко свернули вправо и юркнули в одну из маленьких грязных улочек Верхних Трущоб, петляющих между нагромождениями ветхих складов, неказистых домов, грязных трактиров и вонючих борделей. Вся эта грязь пряталась от тракта лишь двумя рядами относительно опрятных строений. Торговые гильдии постепенно выкупали земли и участки Трущоб под свои застройки, но лишь в Нижних Трущобах. Верхние оставались за Ночной гильдией, жестко пресекающей все попытки чужого вмешательства на свои территории.
Напарники заранее вывернули свои плащи наизнанку еще в одной из подворотен в западных Кварталах. В Трущобах, в отличие от Белого города, к курсорам относились с подозрением. Привлекать к себе лишнее внимание было ни к чему.
Тиль и Сенж остановились у деревянного дома с покосившейся табличкой. Она была такой грязной, что надпись выглядела совершенно неразборчиво. Курсоры оглянулись по сторонам, убеждаясь в отсутствии чужого внимания, и быстро зашли внутрь. Маленький зал кабака, пропахший мочой, был пуст, не считая толстого неопрятного трактирщика, дремавшего у двери. Он поднял на посетителей заспанный взгляд и тут же уронил голову обратно на толстые руки, скрещенные на столе.
