Он покачал головой, не сурово, но с явным огорчением.
– Очень жаль. Но я восхищаюсь твоей верностью. Как бы я хотел, чтобы все слуги и союзники герцога и герцогини так же хорошо исполняли свой долг. – Он протянул ей свиток пергамента. – Вот. Отнеси его своей дорогой госпоже. Я и так слишком долго отвлекал тебя от твоих обязанностей.
Джеса взяла письмо. На этот раз пергамент хранил тепло рук виконта Матре, она спрятала его за корсаж платья, и свиток вдруг так надавил на грудь, что ей стало трудно дышать.
– Вы очень добры, милорд.
– Как бы я хотел, чтобы это было правдой. – Он увидел, что она колеблется. – Извини, кажется, я что-то забыл?
Ей было стыдно говорить об этом вслух, но суровый тихий голос у нее в голове не дал промолчать.
– Сожалею, мой добрый лорд, но я должна получить обратно письмо моей госпожи.
Мгновение он выглядел удивленным и, возможно, немного недовольным, но почти сразу черты его лица разгладились.
– Конечно. Герцогиня должна сохранять осторожность. Она правильно выбрала посланницу. – Он вернулся к письменному столу, взял письмо, принесенное Джесой, и отдал его ей. – Постарайся их сохранить. Отправляйся прямо в Санцеллан, и пусть ничто и никто тебя не задержит.
Джесе стало еще интереснее, что могло быть в письмах, но даже теперь, когда письмо ее госпожи было распечатано, ей бы и в голову не пришло его прочитать, и не только потому, что она не очень хорошо умела читать на наббанайском языке. Она завернула новое письмо в старое и убрала их в корсаж.
– Я так и сделаю, – только и сказала она.
Когда появился слуга, чтобы проводить ее вниз, Матре взял ее руку и поцеловал – поцеловал! – словно Джеса была такой же высокорожденной леди, как ее госпожа.
– Прощай, Джеса. Ты посланница, которую всегда рады видеть в моем доме. И, если ты изменишь свое решение относительно того, что мы обсуждали…
Слуга, худой и бледный старик, наблюдал за ними, и ей показалось, что на его губах появилась презрительная усмешка.
– Вы очень добры, виконт Матре, – сказала она достаточно громко, чтобы он услышал. – Но моя госпожа нуждается во мне.
– Конечно. И я рад, что ты у нее есть. Иди, и да хранит тебя бог, Джеса из Вранна.
Она была под таким впечатлением после того, как виконт поцеловал ее руку, что успела пройти половину Аллеи Святых, прежде чем сообразила, где находится.
Сумерки уступили место ночи, но волки продолжали выть в горах, когда черная лошадь Унвера перешла по броду Перышко и оказалась на дальнем берегу реки. Он еще долго слышал их вой, подобный жалобам призраков ветра, но постепенно они стихли, когда он пришпорил лошадь и поскакал на северо-восток.
На мгновение, когда он повернулся спиной к тускнеющему огню горящего фургона, Унвер поднял голову, словно услышал, как кто-то повторяет его имя. Он остановил скакуна и повернулся в седле, вглядываясь в темноту. Но когда волки завыли снова, тряхнул головой, ударил пятками Деофола и помчался вперед по степи.
На этом берегу Перышка земля была практически плоской, океан с торчащими тут и там кочками, низкими, чахлыми деревцами и островками высокой травы – общие пастбища западного берега озера Тритинг. На безоблачном небе сияла полная луна, и ее свет позволял видеть на огромное расстояние. Любой, кто попытался бы следовать за ним, мог сделать это без особого труда, впрочем, им бы пришлось постараться, чтобы поспеть за быстрым Деофолом. Благодаря тому, что луна была такой яркой, а земля плоской, Унвер сумел разглядеть низкие темные тени, устремившиеся за ним с ближайших холмов, поодиночке, парами или тройками. Его преследовали волки.
Любой житель равнин знал, что хорошая лошадь на небольшой дистанции может легко уйти даже от самых быстрых хищников. Унвер приник к шее Деофола и пустил его галопом, не сомневаясь, что волки скоро потеряют к нему интерес. У любой лошади чутье лучше, чем у человека; Унвер понимал, что ему нет нужды торопить своего скакуна, который и сам понимал, какая опасность им грозит.
Наконец, после часа напряженной скачки, Унвер остановился на вершине небольшого холма. Однако волки не сдались. Более того, они заметно сократили разделявшее их расстояние, а Деофол устал, шкура коня блестела от пота в ярком свете луны, и дыхание туманом окружало всадника. Унвер обнажил кривой меч, его лицо стало жестким и пустым, словно ему предстояло прийти к соглашению с богами, которые решают вопрос жизни и смерти каждого человека, не учитывая его желаний.
Первый волк, большой ощетинившийся серый зверь, быстро взбежал вверх по склону холма и принялся кружить возле лошади на расстоянии в несколько шагов. Деофол старался держать дистанцию с рычащим зверем. Но остальные волки уже подобрались к холмику, и их призрачные серебристые тени в лучах лунного света скользили сквозь сминающуюся траву, точно акула вокруг теряющего силы пловца.
Самый крупный волк остановился на склоне напротив Унвера, на некотором расстоянии от его клинка. Шерсть вожака встала дыбом, уши выставлены вперед, хвост высоко поднят. Остальные толпились за ним, рыча и тихонько поскуливая – менее агрессивные и уверенные. Вожак огляделся, его глаза, поймав свет луны, засияли желтым пламенем, он закинул голову назад и снова завыл. А через мгновение к нему присоединились остальные. Деофол нервно пританцовывал на месте, но Унвер молча смотрел на волков. Его лицо оставалось суровой маской, но поза выдавала смущение: волки так себя не ведут, в особенности после того, как они окружили свою жертву.
Наконец самый большой волк прекратил выть, и постепенно смолкли другие звери. Унвер сидел в седле неподвижно, словно под властью заклинания, и не сводил глаз с огромного серого вожака, потом неспешно слез с Деофола. Волки за ним наблюдали. Те, что находились дальше, тихонько рычали и поскуливали, но остальные молча смотрели на Унвера, их глаза блестели, языки вывалились наружу.
Наконец Унвер уже двумя ногами стоял на заросшем травой холме, всего в полутора шагах от самого большого волка. Они продолжали буравить друг друга взглядами.
Деофол заржал, однако Унвер даже не повернулся в его сторону, но поднял руку, словно давая благословение. Вожак стаи не сводил с него глаз, потом, будто услышав команду, опустил голову, коснулся собственной груди и приподнял морду в сторону пальцев вытянутой руки Унвера. А затем, так и не издав ни единого звука, могучий серый вожак повернулся и неспешно потрусил вниз с холма. Стая последовала за ним, точно они вдруг забыли о существовании человека и его лошади, и очень скоро волки уже бежали по серебристой траве, пока их не поглотила тьма и не исчезли из вида последние колеблющиеся тени.
Унвер, чье лицо так и не изменило
