За короткое время Безбородко сумел стать просто незаменимым для российской императрицы. А после смерти Панина в 1783 году Безбородко стал вторым членом Коллегии иностранных дел и отлично справлялся со своими обязанностями. Но поскольку место канцлера всё это время оставалось вакантным, то фактически он исполнял его обязанности и был главным советником Екатерины II в делах внешней политики.
Императрица по достоинству оценила преданную службу Безбородко, и в 1784 году ему был пожалован титул графа, а за успешное заключение русско-турецкого мира в Яссах в 1791 году он был награждён грамотой, масличной ветвью и деревнями с 4981 душой крепостных. И это после того, как Безбородко вступил в открытый конфликт с самим фаворитом императрицы Платоном Зубовым!
— Ну, здравствуй, Александр Андреевич. Извини, что заставила тебя так долго ждать, — добродушно и ласково приветствовала императрица Безбородко. — Что-то нездоровится мне в последнее время.
— Да полно, матушка, что вы... Дай Бог вам здоровья и жизни сто лет, — ответил смущённый таким обращением чиновник.
Императрица грустно улыбнулась. «Старость не в радость, — подумала она, — а стареть ох как не хочется». Но вслух по-деловому спросила:
— Давай докладывай, что в Польше опять происходит.
Безбородко откашлялся, сделал глубокий вдох и раскрыл свою рабочую папку с бумагами.
— 24 марта сего года в Кракове собрались польские генералы со своими полками, шляхта, горожане, а также другой чёрный люд, — бойко начал свой доклад вельможа. — Они открыто объявили войну России, Австрии и Пруссии, а также провозгласили руководителем восстания польского генерала Тадеуша Костюшко.
— Погоди, Александр Андреевич, — остановила Екатерина доклад, — напомни мне, кто этот генерал и чем знаменит? Почему именно его поставили во главе этого бунта?
Безбородко перебрал в своей папке бумаги и достал нужный лист. Опять откашлявшись, он пробежал глазами текст и продолжил доклад:
— Тадеуш Бонавентура Костюшко, 48 лет, литвин, выпускник Рыцарской школы в Варшаве, воевал в Соединённых Штатах в армии Вашингтона, дослужился там до генерала, награждён в числе лучших офицеров почётным орденом Цинциннати. В последней войне отличился в сражении с генералом Каховским и был награждён орденом «Виртути Милитари». После окончания войны уехал во Францию.
— Какая интересная биография у этого Костюшко, — опять прервала Екатерина II доклад. — И везде-то он успевает: и в Америке, и в Польше... Да, это не Емелька Пугачёв. Читай дальше.
— В день своего избрания «высшим и единственным Начальником» польских бунтовщиков Костюшко обнародовал «Акт восстания граждан, жителей Краковского воеводства».
— И что это за документ?
— В нём говорится о вас, матушка, и о короле прусском... — Безбородко немного замялся, но решил изложить императрице всю суть документа. — Якобы данные монархи создали государство тирании. Кроме этого, Костюшко распространил воззвание к армии, к гражданам, к духовенству и к женщинам.
— К женщинам? — удивилась императрица, высоко подняв брови.
— Да, к женщинам, — подтвердил Безбородко.
— Ладно, докладывай далее.
— Тот же «Акт» возложил политическое руководство восстанием на Высший национальный совет и определил в воеводствах местные органы управления — комиссии. Те же, в свою очередь, должны организовывать надзорное управление на местах. Создаются и новые революционные суды.
— Да, серьёзно этот Костюшко взялся за дело, — покачала Екатерина II головой, удивляясь, что события разворачиваются с такой быстротой. Ей стало ясно, что заговор готовился уже давно, а её Тайная канцелярия ничего не знала либо ей не доложили... Вот он дух Французской революции, бродит уже по всей Польше и Великому княжеству Литовскому.
Екатерина II редко повышала голос и старалась не выглядеть раздражённой в присутствии своих придворных, но в данный момент она не сдержалась и недовольно спросила, ударив ладонью по подлокотнику кресла:
— А что наши гарнизоны в Польше, что предпринято для погашения бунта?
— Наш гарнизон в Варшаве в одну ночь был вырезан бунтовщиками. Погибло 2265 солдат и офицеров, а в Вильно и в других гарнизонах происходило примерно то же.
Императрица глубоко вздохнула. Неприятная тупая боль, с утра поселившаяся у неё в голове, опять напомнила о себе. «Ну вот и всё. С поляками надо кончать раз и навсегда, — решила Екатерина II. — А Станислав Понятовский всё-таки не послушался меня. А зря... Теперь пусть не обижается. Слишком тяжела для него польская корона. Пора её снимать».
— Немедленно вызвать из отставки графа Румянцева, — распорядилась российская императрица, вспомнив о своём знаменитом фельдмаршале, который решил отдохнуть от ратных дел на старости лет. — Пусть он возглавит наши войска, и дайте ему все полномочия на этот счёт.
— Слушаюсь, матушка, — поклонился Безбородко и по указанию Екатерины удалился исполнять её приказ.
А императрица опять повернулась к окну, постепенно успокаиваясь и прислушиваясь, как стихает головная боль. Перед дворцом картина почти не изменилась: по-прежнему продолжалась дворцовая повседневная суета. Тёплые апрельские лучи соли да через стекло приятно грели лицо Екатерины II, и она незаметно для себя задремала.
Граф Румянцев ходил по комнате в раздумьях. В связи с последними событиями в Кракове, Варшаве и Вильно он был вызван из отставки Екатериной II, чтобы возглавить вторжение русских войск на территорию Речи Посполитой. Теперь же встал вопрос, кто из русских полководцев сможет возглавить одну из русских армий и стать основной ударной силой? Граф-фельдмаршал понимал, что до наступления зимних холодов необходимо пода вить Польское восстание, охватившее в короткие сроки огромную территорию. В противном случае эта война могла затянуться.
Кандидатом номер один являлся, бесспорно, Суворов со своим напором и заслуженным авторитетом, который он приобрёл среди русских солдат громкими победами. Правда, российская императрица вряд ли забыла его прошлые выходки и высказывания, переданные ей Потёмкиным. Однако Румянцев был человеком военным и уважал полководческий талант своего опального коллеги. Он понимал, что с таким сложным характером, как у Суворова, тяжело угодить сильным мира сего, а тем более их фаворитам. И Румянцев решил дать Суворову ещё один шанс получить фельдмаршальский жезл, будучи уверенным, что тот его наверняка теперь не упустит.
Когда ещё в 1792 году в Польше начались военные действия, Суворов подал прошение о направлении его именно туда, но императрица решила по-своему и назначила его командующим дивизией на южные окраины
