— Даже и не думай об этом, — заявила государыня Елизавета Петровна великой княгине, когда та попыталась дать ей понять, что она всё-таки родная мать младенцу Павлу и имеет право лично заниматься сыном. — Твоё дело родить ещё одного ребёнка. А как это у вас получится, думай сама. Не маленькая, потрудись на благо государства российского, — добавила, как отрезала, матушка-государыня, и на этом весь разговор о правах и обязанностях великой княгини закончился.
Про все эти события двора российской императрицы Станислав Понятовский был наслышан от разных особ женского пола, а также от своих информаторов, которых он успел приобрести среди окружения императрицы Елизаветы и приближённых ко двору русских вельмож. Во время хорошего застолья в присутствии красивых и избалованных придворных барышень при разговоре у многих дворцовых чиновников развязывался язык. Они теряли осторожность и выдавали столько информации для Станислава Понятовского о жизни высшего русского общества, что он чувствовал себя при императорском дворе Российского государства, как рыба в воде.
Станислав Понятовский посмотрел на себя внимательно в стоящее напротив его кровати зеркало. Это было большое прекрасное зеркало венецианских мастеров. В нём он увидел отражение лица молодого красивого мужчины с носом древнеримского кесаря с небольшой горбинкой. И хотя это лицо было немного опухшее после бессонной ночи и выпитого вина, но в целом смотрелось неплохо. У этого мужчины была благородная фигура и достойная осанка, добрый и меланхолический взгляд, который почему-то привлекал внимание многих женщин. А красивые руки и серебристые волосы делали Понятовского просто неотразимым среди женского общества.
Сладко потянувшись, молодой дипломат позвонил в колокольчик.
— Принеси мне воду, буду умываться, — сказал вельможа слуге, вошедшему на его зов. Потом, присев на кресло рядом с венецианским зеркалом, Понятовский начал расчёсывать густые длинные волосы. Занимаясь своим туалетом, Станислав опять вспомнил про Екатерину: высокая брюнетка с ослепительно-белой кожей, нос греческий, красивые руки и тонкая талия, лёгкая походка.
«А ведь красивая женщина и, наверно, умна, — подумал он. — И как она достойно ведёт себя при таком муже. Правда, ходят слухи при дворе, что её тайно посещает один гвардейский офицер...»
Понятовский наморщил аристократичный лоб, вспоминая его фамилию, которую слышал недавно от одной из своих любовниц.
«Да, кажется, Сергей Салтыков[3]. Хотя вряд ли это может быть. Это было бы достаточно рискованно при её положении. Так быстро можно попасть в немилость к императрице, — продолжал размышлять Понятовский. — Достаточно было великой княгине просто ласково заговорить с кем-то из молодых офицеров или вельмож, как сразу же фрейлины разносят по всему российскому двору новости о новом любовнике Екатерины, наушничая государыне о каждом её шаге».
Так думал молодой дипломат, который уже привык к дворцовым интригам российского императорского двора, научился ничему при этом не удивляться и делать для себя определённые выводы, предполагая, какие выгодные для себя действия он может предпринять в дальнейшем.
Наблюдая за жизнью великой княгини Екатерины и её поведением в различных жизненных ситуациях, Станислав Понятовский заметил, как она умело располагала к себе не только приближённых к ней людей, но и иностранных монархов, дипломатов, учёных и военных. Будучи не очень любимой государыней, она избегала открытых конфликтов с Елизаветой, не обостряя тем самым с ней отношения. В то же время её супруг Пётр у всех на глазах терял свой авторитет год от года.
«А ведь Екатерина умна, очень умна. С ней надо бы поближе сойтись при возможности», — ещё раз про себя отметил Станислав Понятовский достоинства великой княгини. И в его голове стали рождаться варианты, при которых он бы мог стать если не доверенным лицом великой княгини, то хотя бы войти в круг её приближённых.
Прошло не так много времени, когда фрейлины императрицы Елизаветы в молодом и красивом дипломате нашли новый объект для обсуждения последних придворных новостей. Всё чаще Понятовский Станислав стал появляться в обществе, где присутствовала великая княгиня, всё чаще их стали видеть вместе при беседах, длительность которых не ограничивалась одним часом. А поговорить им было о чём: оба были молоды и хороши собой, оба родились вдали от российской земли и получили европейское образование. Сын краковского каштеляна, Станислав Понятовский настолько сумел расположить к себе за это время будущую российскую императрицу, что благодаря её хлопотам Бестужев[4] выпросил для него у польского короля Августа III по дипломатическим каналам место саксонского посла при петербургском дворе и орден Белого Орла.
Однажды, когда они прогуливались вдвоём по многочисленным аллеям придворного сада, беседа великой княгини и будущего польского короля стала настолько доверительной, что Екатерина, вплотную подойдя к Станиславу Понятовскому, посмотрела ему внимательно в глаза таким пронизывающим взглядом, что он сразу понял: предстоит очень серьёзный разговор.
— Как вы относитесь ко мне? — спросила Екатерина, положа ему на грудь свою горячую ладонь.
Станислав не нашёлся сразу, что ответить: её жест и открытый прямой вопрос смутили даже его.
— А что вы хотели бы от меня услышать? — вопросом на вопрос ответил он после небольшой паузы.
Екатерина отняла ладонь от его груди и уточнила:
— Кого бы вы хотели видеть во мне: великую княгиню и жену великого князя Петра или российскую императрицу?
Станислав опешил. Такого поворота в их беседе он даже не мог предположить.
«Надо ей что-то ответить, чтобы она не заметила моё смущение», — подумал он.
Оглянувшись вокруг себя (не видно ли где поблизости слишком любознательных наблюдателей), Понятовский сделал умное лицо и загадочно проговорил:
— Я всегда буду с вами, даже если я буду далеко от России.
— И всё-таки... — Екатерина настаивала на конкретном ответе. Она уже понимала, что зашла в разговоре с Понятовским слишком далеко. Однако ей нужно было уточнить для себя в этот момент, что собой представляет этот аристократ. Она чётко хотела определить, чьи интересы он будет защищать, если возникнет ситуация, когда ей понадобится помощь не только от военных и приближённых к ней лиц. Поддержка политиков и дипломатов иностранных королевских дворов при дворцовых переворотах могла сыграть если не главную, то весьма существенную роль.
— Я всегда буду на вашей стороне.
