безопасности и вполне обеспеченным человеком. Ведь за годы службы при российском дворе он сумел «заработать» себе пенсию сразу от нескольких иностранных правительств[5].

В 1758 году бывший посол Понятовский возвратился на родину со славой любовника великой княгини. Теперь он открыто стал заявлять о своих планах примерить на своей голове польскую корону, что не очень нравилось его покровителям Чарторыским. Его дяди по матери лелеяли мечты о короне для князя Адама, генерала подольских земель, или для Михаила Огинского, польного литовского писаря, зятя канцлера. Теперь же молодой и рьяный племянник путал им все планы. Но в целом все Чарторыские остались довольны возникшими отношениями между ним и великой княгиней, так как эта связь могла подбросить им свои политические козыри в будущей борьбе за власть.

Пока во дворцах монархов плелись дворцовые интриги и зрели международные заговоры, на полях Европы проходили сражения, которые являлись результатами той большой политики, участниками которой становились сами монархи и их дипломаты. Тысячи солдат, сотни генералов и офицеров в сражениях добывали себе славу или терпели поражения, погибали либо чудом оставались живыми после кровопролитных сражений, исполняя свой воинский долг и волю своих королей.

В этот летний августовский день 1759 года русские войска медленно отходили за Одер. Солдаты тяжело передвигали ноги, уставшие после длительных переходов и сражения, в котором им совсем недавно пришлось участвовать.

Премьер-майор Суворов тоже выглядел усталым и хмурым. Но когда, сидя на своём жеребце, он проезжал вдоль солдатской колонны, контролируя её движение, то старался бодрым голосом с шутками и разговорами с солдатами поднять их настроение. Хотя настроение у него самого тоже было хуже некуда.

Да, они нанесли поражение Фридриху Великому у Франкфурта. Двадцать шесть прусских знамён, два штандарта, сто семьдесят две пушки и более десяти тысяч ружей стали трофеями русской армии в тот день. Ощутимый урон Фридрих понёс и в своей разбитой армии: только на поле боя было похоронено 7637 неприятельских тел.

Бравые прусские солдаты тоже дрались с ожесточением, обожая своего короля-солдата.

Фридрих Великий, как они его называли, решив взять реванш за проигранное перед этим сражение у деревни Пальциг, двинулся к Кунерсдорфу тремя колоннами, намереваясь неожиданно напасть с тыла на русскую армию, возглавляемую главнокомандующим Петром Салтыковым[6]. Но Салтыков правильно всё рассчитал и принял соответствующие меры, расставив на выгодных позициях многочисленную артиллерию и войска.

Правым крылом русской армии командовал князь Александр Михайлович Голицын, центром — уже ставший знаменитым и известным всей Европе своими победами на полях сражений Румянцев, а передовым войском в этой битве командовал генерал-поручик Вильбуа. Союзники-австрийцы под предводительством барона Лаудона определились позади правого крыла русских.

Фридрих понимал, что он идёт на риск: всё-таки 50 000 его солдат выступали против объединённой русско-австрийской армии в 70 000 человек. Но он был оптимистом и знал, что сражения можно выиграть не только численным перевесом, и это не раз доказывал в своей бурной жизни короля-воителя.

В ходе этого исторического для всех стран-участниц сражения прусский король Фридрих подвергал постоянно свою жизнь опасности. Но пули-дуры и осколки от рвавшихся вокруг него снарядов не тронули его королевское тело. Под ним были убиты две лошади, прострелен ружейной пулей мундир, а он пытался всеми силами остановить отступающих под напором неприятельских сил своих солдат. Но своя жизнь всегда дороже чужой, пусть даже королевской, и прусские солдаты не внимали крикам и мужественному примеру командующего. Они бегом покидали поле боя, не желая угодить под огонь русской артиллерии или пасть от удара штыка русского или австрийского солдата. В ярости и отчаянии Фридрих Великий кричал: «Неужели ни одно ядро не поразит меня!». Но русские ядра и шальные пули пролетали мимо прусского короля. Капитан Пигвиц, видя, в какой серьёзной для жизни опасности находится его обожаемый Фридрих, с гусарами и его адъютантами, желая спасти командующего от унизительного пленения или от смерти в этом аду, рискуя жизнью, бросились к нему на помощь. Схватив поводья уже третьей лошади Фридриха, они увели её вместе с всадником с места сражения, чему их король не сильно-то и сопротивлялся.

Урон русских войск был более ощутимый, чем в разбитой ими прусской армии: около 13 000 человек убитыми и ранеными, в том числе князь Голицын, два генерала, три бригадира и 474 офицера. Но не только из-за большого количества потерь был расстроен Суворов, несмотря на победу над неприятелем. Он понимал, что союзной армии после выигранного ими сражения открыта дорога на Берлин. 14 когда последовал неожиданный приказ главнокомандующего Салтыкова отвести армию обратно за Одер, Суворов открыто сказал в присутствии штабных офицеров, не боясь насмешек и доносов с их стороны: «А я бы прямо пошёл к Берлину».

Но Салтыков «проявил характер» и, возмутившись, что граф Даун, находившийся в это время в Лузации, не стал содействовать общему наступлению двух армий, решил отвести свою армию обратно и Познань. Таким образом, из-за разногласия этих двух военачальников, а также из-за возникших трудностей в связи с недостатком продовольствия граф Салтыков дал приказание переправиться за Одер. Русская армия вернулась в Польшу, а барон Лаудон, отделясь от русских войск, переправился в Моравию на зимние квартиры. Что касается Фридриха, то он так и не понял, почему его оставили в покое и дали возможность избежать присутствия на подписании позорного для него мирного договора.

А Берлин будет всё-таки взят, но только через год. Лавры завоевателя этого города достанутся в 1760 году генералу Тотлебену. Александр Суворов также окажется в числе русских войск, входящих в Перлин в качестве победителей, так как в это время уже будет служить под командованием этого генерала.

VI

 конце декабря 1761 года во дворце русских императоров на Мойке в Санкт-Петербурге было необычно тихо. Не было шумных балов и маскарадов, не было слышно шуршания новых платьев на императрице Елизавете и её фрейлинах, не бегали в примерочные и кавалеры, готовясь удивить императрицу новыми нарядами. Старой и больной Елизавете Петровне уже было не до этого: она тихо готовилась отойти в мир иной, а такое душевное состояние не терпит мирской суеты и шума.

Митрополит Новгородский Дмитрий Сеченов находился в покоях, которые располагались рядом с комнатой, где готовилась к встрече с Всевышним императрица Елизавета. В тихом и укромном помещении вместе с ним находился великий князь Пётр Фёдорович, который почему-то не желал исполнить свой

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату