Масонские союзы возникли в Польше не так давно, во время правления Августа III. И если сначала король лояльно смотрел на данное новое течение общественной жизни Речи Посполитой, то вскоре ему пришлось высказать своё отрицательное мнение к масонам по требованию духовенства, которое осуждало деятельность этих союзов и по-своему подвергало преследованию их членов.
По этой причине общества масонов в Речи Посполитой в начале своего становления развивались слабо. К тому же основателями таких общественных объединений при правлении Августа III были в основном прибывающие в страну иностранцы, которых поддерживало в основном молодое поколение — дети магнатов. Поэтому молодые Огинские и Потоцкие следовали в деятельности по распространению масонства в своей родине тем же иностранным французским и немецким образцам.
Но с момента вступления на престол Станислава Августа Понятовского давление католической церкви на общества вольных каменщиков в Польше ослабло, и их дальнейшее развитие уже продолжилось с участием более широких слоёв польской и литовской шляхты. Вскоре появилось несколько отделов, которые из-за многочисленности членов масонских союзов делились на польский, немецкий и французский[14]. А общие совместные собрания, которые проводились масонами на территории Речи Посполитой, где они обсуждали наиболее важные свои вопросы, назывались «Великой варшавской ложей».
Среди польских масонских союзов была чётко определена их организационная структура и порядок деятельности, функции и отношения главной варшавской ложи к провинциальным. Устав масонов устанавливал чёткие правила и способы выбора должностных лиц отделов и варшавской ложи, определял их обязанности и обязанности членов организации, а также регламент заседаний.
Во главе польских масонов стоял великий магистр (мастер). В начале этого нового для Польши общественного движения одним из первых этой чести удостоился генерал Андрей Мокроновский. Позднее великими магистрами становились представители известных в Речи Посполитой фамилий. Членами этой тайной организации были многие представители польского королевского двора, включая короля Станислава Августа Понятовского.
Всего этого по молодости лет Костюшко мог и не знать к моменту его посвящения в братство вольных каменщиков. Но он знал главное — масоны своей целью ставят борьбу с предрассудками и искоренение религиозной нетерпимости, открывают приюты для стариков и нищих, организуют другие благотворительные мероприятия. Этого было достаточно, чтобы Тадеуш Костюшко принимал масонов душой и относился к ним с симпатией. Так что предложение молодого Сапеги легло на благодатную почву, и Костюшко духовно уже был вместе с новыми братьями.
Костюшко ввели в большую просторную с высоким потолком комнату кубической формы, напоминающую древнее святилище, в которой находились несколько мужчин, братьев, одетых в белые накидки с капюшонами, в поясах и белых перчатках. На груди у братьев мерцали церемониальные медали, а их лица были прикрыты капюшоном. Вся комната освещалась множеством свечей. У стены напротив входной двери стоял массивный трон, а вдоль стен расположились деревянные скамьи. На стене Костюшко успел заметить изображения символических знаков, напоминающих калейдоскоп символов Древнего Египта, Древнего Израиля, астрономические чертежи и что-то тому подобное.
Посреди квадратной комнаты размещался массивный алтарь чёрного цвета, на котором лежал двуручный меч.
Все присутствующие в комнате стояли, кроме одного, сидящего на троне с высокой спинкой — магистра «Великой варшавской ложи». Костюшко узнал в нём генерала Мокроновского, несмотря на то, что капюшон скрывал частично его лицо (генерал ранее несколько раз посещал Рыцарскую школу и даже читал лекции кадетам). Перед великим магистром стоял небольшой столик, на котором возвышалась украшенная изумрудами золотая чаша, наполненная красным вином.
Всё это бросилось в глаза Костюшко перед тем, как великий магистр поднялся при его приближении к трону. Стоящий рядом с генералом брат передал ему меч, лежащий на алтаре. Костюшко стоял перед алтарём с непокрытой головой в свободной, распахнутой на груди белой рубашке, левая штанина была закатана до колена, правый рукав подвернут до локтя, на шее висела петля — «вервие». Один из братьев, стоящий ближе к Костюшко, подошёл к нему, завязал ему глаза бархатной повязкой и вернулся на своё место.
Костюшко встал перед великим магистром на одно колено. В соответствии с установленным ритуалом тот поочерёдно на каждое плечо Костюшко положил лезвие меча. Тадеуш услышал от магистра вопрос, которого ожидал, и диалог посвящения в братство начался:
— Отвечай, по доброй ли воле и без принуждения становишься ты нашим братом?
— Да.
— Не имеешь ли корыстных или иных нечестивых помыслов, приобретая знания и становясь посвящённым в тайны братства?
— Нет, не имею.
— Тогда принеси обязательство, которое приносит каждый из нас, вступая в братство.
Великий магистр взял чашу с вином и поднёс её Костюшко. Кто-то из братьев развязал ему глаза, и Тадеуш, увидев перед собой чашу, произнёс:
— Пусть это вино станет для меня смертельным ядом, если я когда-нибудь при любых обстоятельствах осознанно нарушу своё обязательство.
Проговорив клятву, Костюшко поднёс ко рту чашу и медленно выпил вино. Перевернув чашу, показывая, что она пуста, под одобрительное кивание братьев Тадеуш протянул её великому магистру.
Великий магистр принял чашу, поставил её на прежнее место и вернулся к трону. Усевшись, он сделал рукой едва уловимый знак, и Костюшко на плечи надели плащ ордена масонов. В тот же миг зазвучала откуда-то из стены органная музыка. Ритуал посвящения в братство был завершён, и Костюшко сопроводили на его место рядом с Казимиром Сапегой, одетым в такой же, как у его друга, плащ с капюшоном.
На следующий день Тадеуш Костюшко и Казимир Сапега шли рядом по коридору школы и о чём-то мирно беседовали между собой. На безымянном пальце правой руки Тадеуша появился перстень со странным изображением, который ему передал Сапега после торжественного посвящения в братство вольных каменщиков. С этого памятного дня перстень станет для Тадеуша талисманом, который он не будет снимать до конца своей жизни.
Никто из преподавателей школы или кадетов, которые видели их в данный момент, не могли даже предположить, что эти двое молодых симпатичных людей ещё вчера вечером стали братьями в тайном обществе вольных каменщиков. Тем более никто из окружающих не мог даже подумать о том, что потомки навечно впишут их имена в историю Речи Посполитой.
XI
ороль Польши сидел за столом и просматривал список офицеров — выпускников Рыцарской школы 1769 года. Отдельным списком были выделены несколько фамилий, отличившихся в учёбе, на которых возлагались особые надежды со стороны государства. Все офицеры из
