Сосновский сразу заметил этот обмен взглядами между молодыми людьми и постарался спешно завершить аудиенцию, которую сам же и организовал.
— Ну, на сегодня хватит представлений, — начал он строго. — Ступайте к себе, — приказал он дочерям. — А тебе, Тадеуш, надо отдохнуть с дороги, привести себя в порядок. А завтра можешь приступать к своим обязанностям.
По тому, как быстро Людовика и Катерина вышли из гостиной, было видно, что дважды в этом доме Сосновский повторять не любил, а его дочери были воспитанными детьми и росли в строгости и послушании.
Костюшко также откланялся и вышел за Янеком. Слуга показал ему его комнату. Тадеушу она очень понравилась: небольшая и уютная, а окна выходили в сад, в глубине которого спряталась ажурная беседка. Костюшко умылся с дороги, разложил свои вещи и лёг на мягкую постель с намерением хорошо выспаться после дальней дороги. Но сон почему-то не шёл к нему. Он долго ворочался в кровати, пытаясь уснуть, но в его сознании постоянно вставал образ Людовики. Тадеуш догадывался, что в этот день произошла важная в его жизни встреча с судьбой. Катерины для Костюшко как будто не существовало, зато глаза старшей, её румянец, белые нежные руки девушки и её фигура — всё слилось в единый образ той, кого он искал и не нашёл в далёких странах. И вот случилось чудо: его судьба оказалась здесь, в доме его покровителя!
А ведь ещё пять лет назад, до отъезда за границу, изредка посещая дом Сосновских, Тадеуш видел мельком девушку-подростка в сопровождении матери. Но тогда Людовика представлялась ему ребёнком, а сейчас она стала той розой, которая неожиданно расцвела, и эта молодая красота и нежность заставили забыть Костюшко обо всём и обо всех за одно мгновение. Тадеуш понял, что он влюбился. Он долго ворочался в мягкой постели, размышляя о превратностях судьбы и о своём будущем. В голове рисовались радужные картины его возможной семейной жизни и жены, на месте которой могла быть только Людовика. В своих мечтах Костюшко видел себя если не генералом армии, то наверняка командующим полком, которого жена провожает на войну. А все смотрят на них и восхищаются ими, желают удачи и побед.
Наконец утомлённое молодое тело окончательно избунтовалось и потребовало отдыха. Костюшко забылся крепким сном. Однако рано утром по устоявшейся привычке его глаза открылись, и, уставившись в потолок, Тадеуш уже в мыслях планировал свой день в роли гувернёра.
XV
итовский писарь Юзеф Сосновский сдержал своё слово и во время ближайшей аудиенции у короля обратился к нему с просьбой принять и выслушать молодого и талантливого офицера Тадеуша Костюшко.
— А это не тот ли молодой человек, которого мы отправляли на учёбу во Францию? — задумчиво спросил король.
— У вас хорошая память, ваше величество. Это действительно он, — подтвердил Сосновский.
— И чего он хочет? Наверно, получить офицерский патент на службу в армию, которой практически не существует? — горестно проговорил Станислав Понятовский, обращаясь не столько к Сосновскому, сколько констатируя свершившийся исторический факт.
Сосновский парировал в ответ:
— Настоящий офицер польской армии останется навсегда офицером ПОЛЬСКОЙ армии и не пойдёт служить ни австрийцам, ни пруссакам, ни тем более русским.
Король задумался. Да, сейчас как никогда ему нужны были надёжные и преданные люди. Он устал от окружавших его карьеристов и просто оппозиционеров, которых интересовали только должности при дворе или в армии. Они, казалось, только и ждали момента, чтобы вырвать себе большой кусок от государственного пирога или попетушиться на сейме, голосуя против позиции короля и его сторонников.
Правда, среди приближённых к коронованной особе были и те, кто не бросил его в трудное время недавней войны с конфедератами, кто оказался рядом и поддержал короля, когда рвали его государство на части. Но их становилось всё меньше и меньше.
«Может, этот Костюшко станет в будущем моим активным сторонником и тем офицером, который понадобится мне в нужное время в недалёком будущем?» — размышлял король.
— Хорошо. Пусть он прибудет ко мне во дворец, — согласился монарх. — Я хочу лично побеседовать с ним. Только за несколько дней до аудиенции напомните мне о нём, — попросил он Сосновского.
Сосновский кивнул и удовлетворённый покинул кабинет. «Теперь надо будет обрадовать Костюшко. Жаль только, что недолго Тадеуш послужил в качестве гувернёра. Хотя, может, всё и к лучшему: что-то уж много времени он проводит с Людовикой», — размышлял про себя Юзеф Сосновский, вспоминая свой недавний разговор с женой, которая с самого начала была против его идеи сэкономить на учителе-французе.
— Как бы у них не появились определённые симпатии друг к другу, а это было бы нежелательно, — предупредила она мужа. — Костюшко хоть и достойный шляхтич, но для нашей дочери он не пара.
Юзеф Сосновский даже не подозревал, насколько жена была близка к истине.
Получив от Сосновского известие о предстоящей аудиенции у короля, Костюшко сначала очень обрадовался: он-то сумеет убедить его в своей преданности присяге родине. Надеялся он и на то, что сможет рассказать о своих возможностях и полученных знаниях, которые могут пригодиться в польской армии, несмотря на все сложности, связанные с её значительным сокращением.
«Но как быть с Людовикой? Ведь она не знает, как я её люблю. Возможно, она и догадывается о моих чувствах, а может — и сама неравнодушна ко мне?» — волновался Тадеуш. Он замечал на себе её внимательные взгляды, которые девушка бросала на него во время уроков, её нежный голос, когда он беседовал с ней... Это были взгляды, которые выражали не только внимание ученицы к своему учителю. Они вселяли в его душу надежду на то, о чём он мог только мечтать: на взаимную симпатию и ответные чувства.
Тадеуш твёрдо решил, что ему необходимо объясниться с Людовикой. И чем раньше, тем лучше. Вскоре случай для объяснения представился просто идеальный. Людовика сидела в беседке и рисовала по заданию Костюшко какой-то пейзаж, а Катерина уехала с отцом и матерью за очередными покупками нарядов. Никто не мешал молодым объясниться друг с другом.
Тадеуш осторожно подошёл со стороны к
