— Скорее, он меня, — поправила, вспомнив суровые методы обучения Илстина.
— Все же, — повторила Аривельда заученную песню, — будь с ним поласковей.
ГЛАВА 18
Не скрывайте слов любви
За завтраком Мик лип ко мне, заглядывал под локоть, показывал корявые надписи, сделанные в выданном ему блокноте. Делал все возможное, чтобы удостовериться: я не передумала и возьму его с собой, как обещала.
— Хорошо написал, видно, что старался. Вот эта буковка получилась особенно ровно, видишь? — подчеркнула менее кособокую.
— Я сметливый! — с энтузиазмом провозгласил Мик. — И очень полезный.
Остальные его ровесники в замке давно писали красивым почерком, сильно отличающимся от кривых записей Мика. Конечно, у них были любящие родители, которые заботились о том, чтобы отпрыски посещали занятия, ставшие блажью госпожи.
— Будь даже глупым и бесполезным, все равно никогда бы тебя не бросила. Потому что я твой ответственный взрослый.
Конечно, примерное настроение мальчика очень радовало, но я видела скрывающуюся под ним тревожность и не хотела, чтобы Мик переживал.
— Но я послушный, умный и красивый, — насупился он.
— Конечно, — соврала, не сморгнув. — Можно тебя причесать?
Мик поразмыслил и важно кивнул. Я воспользовалась моментом и позволила магии сотворить на голове несчастья аккуратную прическу. Не скрытое патлами лицо оказалось довольно миловидным, с россыпью веснушек, курносым носом, большими голубыми глазами в обрамлении светлых ресниц и неожиданно внушительным лбом.
Мик нашел зеркало, долго в него внимательно смотрел, затем решительным жестом растрепал проделанную мною работу:
— Не надо меня исправлять, хорошо, госпожа?
И столько тоски было в этой просьбе, что я подошла, крепко обняла Мика, поцеловала в растрепанную голову и сказала:
— Хорошего тебе дня. Мик, можно тебя о чем-то попросить?
— Я к вашим услугам, — важно сказал мальчишка.
— Не говори никому о нашем отъезде. Дай мне объявить об этом самой.
— Когда?
— Сегодня за ужином. Потерпишь?
— Обещаю, — серьезно ответил Мик.
Я оглядела опустевший после набега несчастья стол и спросила у Рейса:
— Успел что-то перехватить за завтраком?
— Обо мне не беспокойтесь, госпожа, военная выправка научила есть быстро. С боем, но удалось выхватить у обжоры пару кусочков хлеба. Вам ничего не досталось, я видел, поэтому сохранил стратегические запасы.
С заговорщической улыбкой король достал из-под стола блюдечко с румяными блинчиками, заботливо укрытыми топлеными сливками и вареньем.
— Как же я люблю тебя, Рейс! — обрадовалась завтраку.
Вчера за ужином от волнения почти ничего не ела, и теперь желудок отчетливо требовал топлива. Я с предвкушением потянулась к еде и вдруг поняла, что сказала. Покраснела, как девчонка, отвела взгляд, принялась мямлить оправдание.
— Я вовсе не это хотела сказать, а поблагодарить за отважно спасенную еду…
Как подобает истинному джентльмену, Рейс ничего не сказал. Промокнул лицо салфеткой, видимо, чтобы спрятать улыбку.
В принципе только слепой не заметит крышесносящей страсти с моей стороны. У меня все чаще мелькала мысль признаться Рейсу в чувствах, как советовала Маро. Я даже знала, когда лучше всего это сделать — вечером после массажа. На прощанье.
Молча закончила трапезу, стараясь не встречаться взглядом с королем. Он поднялся, учтиво поклонился и предложил мне руку.
Любовь пузырилась во мне пьянящим шампанским. Заветные слова, выпрыгнув однажды, стремились говориться вновь и вновь.
«Рейс, я люблю, когда ты меня повсюду сопровождаешь. Обожаю твои волосы, не могу отвести взгляда от губ. А какое тело под идеально сидящим камзолом! Я целый день мечтаю, как бы затащить тебя в постель. Но не думай, что это зов плоти. Я люблю тебя, Рейс!»
Дрожащей рукой обхватила короля за локоть и дала проводить себя в тронный зал. Помещение освободили от столов, оставив украшения на стенах. Вернули на место постамент, постелили алый бархат. Я села на трон, Рейс устроился у моих ног. Утренние лучи золотили пол, стертый за много веков ногами танцующих, искрились на золотой шнуровке, украшающей плечи короля. Я не могла отвести от него взгляда. Несказанные слова бурлили в груди, вспыхивая магией на кончиках пальцев.
«Люблю тебя, Рейс и, если Аривельда права, буду любить всегда. Мне нужно запомнить этот миг, когда солнце освещает твое умиротворенное лицо. Рейс, я птицей прилетала почти каждый день полюбоваться на тебя во дворце, но никогда ты не был счастлив так, как сегодня».
Магия подала сигнал, что границы пересек посторонний. Маро любила эффектные появления — на сей раз она избрала в виде транспорта широченный ковер-самолет. Темный квадратик расчеркнул небо за стрельчатым окном, затрепетал бахромой, опустился под носом у оторопевших стражников на каменный мост.
Для дорогих гостей была поднята решетка, распахнуты ворота. Дорогу, ведущую через двор к главному входу, укрепили досками, выстелили алой дорожкой.
Маро не соизволила сойти с мягкого транспорта. Прижалась к Садату и приказала, сопроводив слова обольстительной улыбкой, чтобы ее провели к хозяйке замка. Эдгар, сбитый с толку необычными посетителями, шел впереди, за ним в метре над землей парил ковер.
Ковер этот, вышитый геометрическими узорами, при взгляде на которые начинала побаливать голова, был одним из артефактов Маро. Обычно ведьмам не нужно использовать магические предметы, так как магии хватает с избытком на любые нужды. Ковер-самолет стал для Маро предметом искусства и гордости.
Она родом из кочевого племени набтитов из Вирлемских степей. Набтитские девочки с детства обучаются плетению корзин, ковров, перегородок между комнатами. Навык передается из поколения в поколение, а изделия ценятся в окружающих странах. Маросдиль считали безрукой, ее кособокие плетенки продавались задешево не разбирающимся в тонкостях иностранцам. Все изменилось, когда к племени прибился слепой путешественник родом из Эмиратов. Набтиты считали священным долгом присматривать за инвалидами, пришельцы из дальних стран не были редкостью в их краях. Девочкой Маро очень привязалась к слепцу. Они часами просиживали вместе, постигая азы математики.
Постепенно работа над волокнами окрашенных в разные краски жгутов, до кровавых мозолей на пальцах, стала казаться Маро потраченным впустую временем. За пределом иссушенных гор и широких степей лежал бескрайний мир.
Не понимаю, как безграмотная дикарка
