…В мастерскую они пошли, когда водка закончилась совсем. То есть, когда выпили ту бутылку из шкафа, бутылку из-под кровати и ещё мутный пузырь вроде бы самогону, нашаренный в глубине антресолей. Накатило, видимо, на всех. Перестал отказываться Осик. Даже Безслов, сердито дёргая себя за косу, потягивала самогон из чашки в горошек. У всех к этому времени питьё закончилось, и ей предлагали помочь, но помощь она с негодованием отвергла.
Закончив борьбу с алкоголем, четверо представителей интеллигенции вышли в питерскую ночь. Погода там продолжала оставаться классической. То есть мерзостно мокрой и ветреной. Но побеждённые литры окутали каждого странника тем самым уютным скафандром с антидепрессивной подсветкой, о котором говорил Роман по пути сюда.
В темноте было трудно разобрать, в чем состоит крутость и филармоничность дома, где располагалась мастерская Бонифация. Дом как дом, и до филармонии от него далеко. Они спустились в подвал, покрытый коростой потёков и устрашающих граффити. Бонифаций долго воевал с амбарным замком.
– Там же сыро! – удивился Роман, вспомнив, как Ирка бережёт свою скрипку от влажности.
– А у меня влажнóметр есть! – сообщил Бонифаций с таким важным видом, как будто его мастерскую охраняла от влажности швейцарская гвардия. Наконец вошли.
Внутри оказалось неожиданно чисто и даже солидно. Стены обшиты серебристыми панелями, на полу серый ковролин. Осик посмотрел на Бонифация с уважением. Из маленькой прихожей они прошли в такую же серебристую комнату побольше. Там пахло деревом и клеем, стоял большой стол, заваленный инструментами. Вдоль одной стены тянулся захламленный стеллаж, другая стена была сплошь увешана музыкальными инструментами. Ирка с дежурным возмущением метнулась к стеллажу, заметив на нём сразу несколько немытых чашек. Бонифаций подвёл гостей к стене с инструментами.
– Это вот – восемнадцатый век, – он показал на совершенно обычную обшарпанную скрипку. – А это – покруче Страдивари…
Осик проявлял к скрипкам неподдельный интерес. Вспоминал своего дядю, игравшего еврейскую музыку в Одессе. Роман скучал. Скрипками он был сыт, благодаря Ирке, с детства. Впрочем, у Бонифация были не только скрипки, но ещё и гитары, полуразобранная лютня и даже какие-то совсем неизвестные Роману струнные инструменты.
– А это что ещё такое?
На столе перед Романом лежало нечто, похожее на лиру, сделанное из длинных рогов какого-то животного и панциря черепахи.
– А-а-а… Это античная кифара, – отозвался Бонифаций с лёгким раздражением в голосе. – Какой-то чудак принёс мне её на склейку, торопил, торопил и пропал с концами. Полгода уж прошло. Столько клея осетрового извёл на эту дуру, понимаешь! Клей-то ладно, а вот хороший заказ скрипичный профукал, пока с ней возился.
– Так это же такой раритет! – восхитился Роман.
– Раритет, конечно, а пользы, понимаешь, ни на грош! Продать я её не могу – вдруг вернётся чудак-то этот. Играть на ней тоже проблематично.
– Почему? – спросил Роман. – Ты же её починил, насколько я понимаю.
– Что ты вообще понимаешь в музыке! – вмешалась Безслов. – Сказал тебе мастер – нельзя играть, значит нельзя!
Роман вскипел.
– Если у человека есть интеллект, то он разберётся и в музыке. Причём без тупой ежедневной долбежки!
– Ой-ой-ой! – издевательски пропела сестра.
– Ай-ай-ай! – передразнил ее Роман. – Спорим, я настрою это чудо и за месяц научусь играть.
Осик оживился.
– О! Таки вы решили поспорить! А нэшнл рашен развлечений мордобой есть в программ?
– Не дождётесь, Рабинович, – отрезал Роман. – Бонифаций, а ты не одолжишь мне это чудо на некоторое время? Для опытов.
Бонифаций даже обрадовался.
– Да бери на сколько нужно. Если чудак вдруг вернётся – отдашь. Мне она, понимаешь, не нужна.
– Месяц, значит, – ехидно прикидывала сестра. – Чему ж ты собираешься выучиться за месяц? Дёргать пальцем одну струну?
Роман уже ушёл в свои мысли, поэтому ответил спокойно:
– Собираюсь досконально изучить, как именно на ней играли в античности, и исполнить не меньше одной композиции.
– И что у тебя будет называться композицией? Трынь-брынь по корпусу?
– Нет. Это будет законченная музыкальная мысль, звучащая убедительно и профессионально.
– Профессионально? У тебя язык поворачивается так говорить? Ну давай-давай… Проспоришь – больше никогда не накормлю, – пообещала сестра, – вот, Осип свидетель моих слов.
– Хорошо, – сказал Роман, – если выиграю – будешь кормить всегда.
– Идёт… – нерешительно согласилась Ирка и добавила: – Ну вообще… Без слов.
Бонифаций невозмутимо выдал для транспортировки кифары огромный серый пакет с надписью «Евродизайн». Правда, кончики рогов чудо-инструмента всё же не поместились и угрожающе торчали из пакета.
Глава вторая. Кризис и возрождение античного жанра
Придя домой, Роман осторожно положил кифару вместе с пакетом на кровать. Потом, презрев ворчание Осика, соскучившегося по сайту знакомств, залез в Интернет и долго шарил там, отыскивая информацию про кифары и античную музыку. Ближе к утру он бросил это занятие. Тяжело засопел и склонился над кифарой, шепча что-то явно малоцензурное.
– Ой, забодает тебя Безслов! – ехидно напророчил Осик.
– А ты не радуйся! – У Романа тоже накопилась порядочная порция ехидства. – Она, если что, и тебя кормить перестанет!
– Боюсь, в свете нынешнего кризиса, Осипу Блюменфельду таки придётся тратить свой мозг на чужие проблемы! Тащи сюда свою балалайку!
– Ну давай, скрипач! – Роман вытащил античное чудо из пакета «Евродизайн». – Бог ты мой, сколько ж выпил Бонифаций?
Кифара дошла «с античных времён до наших дней» не целиком. Перекладину между рогами, на которую натягивались струны, явно выпилил Бонифаций и сделал это довольно аккуратно. Но вот струны он почему-то натянул сикось-накось не в те дырки, как ребёнок, застёгивающий шубу не на ту пуговку. Струн было всего пять. Хотя дырочек семь.
– Здесь ваятель понял, что бабло ушло, и враз утратил вдохновенье, – Осик позёвывал, но кифару осматривал с интересом. – Ой, а эти две струны из чего?
Роман захохотал:
– Эх ты, скрипач! Это ж жильные струны! Для барочных скрипок! Писк души аутентиста! Ирка про них часами может говорить.
– Подожди, Ромушка! Насколько я знаю, писки души дорого стоят. А ведь тут не хватает целых пяти писков. Мы сможем привести в чувство этот раритет без них – нормальными гитарными струнами, на которых бренчат нормальные люди?
– Что есть норма, дорогой Осик? Будем пробовать.
Роман схватил свою гитару и начал быстро раскручивать колки, чтобы снять струны. И вдруг остановился.
– Нет, товарищ Блюменфельд, так не пойдёт. У неё ж строй не как у гитары! И вообще неизвестно какой – во всяком случае, я не нашёл никаких ссылок.
– Ну и навязывай, как попало. Да оставь гитару в покое, у тебя ж два запасных комплекта есть, я помню.
Роман посмотрел на Осика, как на невменяемого.
– Я же не бабушку с рынка должен убедить, а свою сестрицу. С абсолютным слухом и абсолютной упёртостью! Кифара должна звучать божественно!
– И что ты собрался делать?
– Думаю,
