– Всех.
– А зачем?
Я задумался. Действительно, зачем. До сих пор меня никто об этом не спрашивал.
– Куда же ещё посылать, – ответил я. – И потом, я ж не со зла.
– Ну, допустим. Скажи, тебе нравится Рыбачка?
– Да. Очень нравится, – я улыбнулся ему. – Она всем нравится. Я бы с удовольствием на ней женился.
– На Книжнице тоже?
Мне почему-то стало вдруг неприятно, хотя вроде бы ничего неприятного он не спросил.
– И на ней, – сказал я с вызовом. – Какая разница, с кем трахаться.
– Что ж, положим, разницы нет. С Полковником и Трубочистом ты тоже не прочь?
Мне неожиданно стало дурно, меня едва не вывернуло. На глазах против воли выступили слёзы.
– Это подло, – сказал я, когда пришёл в себя. – Подло задавать такие вопросы.
– А что в них такого? – бровью не повёл Исполнитель. – Ты же любишь потрахаться.
Я смотрел на него и молчал. Мне было тошно, так тошно, как только бывает. Я не знал, что такое трахаться, не помнил. Я знал лишь, что это самое приятное из всего, что один человек может сделать для другого. Но только если эти люди… Я не мог, не умел сформулировать. Если только…
– Ладно, – Исполнитель поднялся. – Я подумаю, как с тобой быть.
Полковник
Я вытянулся по стойке смирно и застыл, глядя Исполнителю в глаза. Наконец-то мои рапорты дошли. Я не знал, какое у него звание, но понимал, что этот человек мой начальник. И был готов подчиняться.
Я окинул беглым взглядом помещение по центру казармы. То, что никогда не отпиралось. Было оно круглым, с низким потолком и равнодушно уставившимися на меня со стен кинокамерами.
– Садитесь, – велел Исполнитель. – Скажите, вам нравится Эксперимент?
– Никак нет, – ответил я. – Мне кажется, со мной начальство поступило необдуманно. Я множество раз подавал рапорты по команде. Я…
– Я читал рапорты, – прервал он. – Вы недовольны разжалованием и отстранением от должности. Также недовольны контингентом. И помещением: вы считаете, что оно недостаточно подходит для вас. Вы, однако, перед Экспериментом попросили предоставить вам возможность командовать, и ваша просьба была удовлетворена. Так в чём же дело?
– У меня никуда не годные солдаты, – отрапортовал я. – Случись что, не знаю, как они себя поведут, у меня не было возможности их испытать.
– Никуда не годные, значит, – Исполнитель кивнул. – Если пришлось бы расстрелять женщину с детьми, ваши солдаты бы не справились?
Я почувствовал себя так, будто поймал пулю в живот. Я задохнулся, меня скрутило, боль прострелила грудь и взорвалась в висках.
– Что вам от меня нужно? – отчаянным усилием воли подавив боль, выдавил из себя я.
– Почти ничего, – услышал я сквозь затуманившее сознание марево. – Хочу лишь вам кое о чём напомнить.
Рыбачка
Утром я, как всегда, собрала удочки и отправилась к бассейну. Обычно я приходила первой, но на этот раз в воде уже кто-то был. Полковник, поняла я, разглядев аккуратно сложенную поодаль одежду. Я уселась на бортик, свесила вниз ноги и приготовилась закинуть лесу. Полковник купался, широко раскинув руки и опустив в воду лицо.
– Полковник, миленький, – позвала я.
Он не ответил, и мне стало вдруг страшно.
– Полковник! – крикнула я во весь голос. – Полко-о-о-о-овник!
Он опять не ответил. Я оттолкнулась от бортика, бросилась в воду и погребла к нему. Уже зная, уже понимая, что произошло. Я поднырнула под него, ухватила за плечи одеревеневшее, ставшее неподатливым мускулистое тело. Заорала, захлебнулась водой, извиваясь, пошла ко дну. Из последних сил оттолкнулась ногами, всплыла. Заходясь криком, заколотила руками по воде.
Краем глаза я увидела, как с разбегу головой вперёд бросился в воду Трубочист, за ним Грубиян. Потом они тащили меня, упирающуюся, не знаю куда. Причитала, голосила истошно Книжница. А мне горем разрывало грудь, и в голове крутилась, разламывая её, сказанная вчера Исполнителем фраза: «Вы своё право решать потеряли».
Трубочист
– Вы убили его, – бросил я Исполнителю в лицо. – Меня вы тоже убьёте?
– Ошибаетесь, – Исполнитель протёр очки и водрузил их обратно на нос. – Я не убивал, он нашёл в себе мужество покончить с собой. Не знаю, найдётся ли таковое у вас.
Я сглотнул. Труба, по которой я лез, треснула. Я чувствовал, что сейчас она обвалится мне на голову.
– Я готов, – твёрдо сказал я. – Вы хотели что-то рассказать мне, не так ли? Рассказывайте.
Пока он говорил, бесстрастным, бесцветным голосом, я чувствовал, как оплетает меня, закручивается на мне труба, как она выдавливает, высасывает из меня жизнь.
Когда Исполнитель закончил, желания жить во мне не осталось.
– Вы поможете мне? – спросил я. – Утопиться, как он, я не сумею.
Исполнитель пару секунд молчал.
– Это не в моей компетенции, – сказал он наконец. – Я могу лишь доложить о вашем нежелании продолжать жить. Однако не спешите, у вас есть время подумать.
Я заставил себя мобилизоваться. Когда-то я это умел, и моя рука, державшая скальпель, была когда-то тверда.
– А остальные? – требовательно спросил я. – Что насчёт остальных?
– Какая вам разница? – хмыкнул Исполнитель.
– Есть, – я вдруг почувствовал, что могу, способен ещё что-то сделать. – Есть разница! – крикнул я. – Полковник искупил, и я искуплю тоже. Прошу вас, умоляю, пощадите остальных!
Он медленно покачал головой.
– Рыбачку! – Я бросился ему в ноги. – Заклинаю, пощадите хотя бы Рыбачку! Только её!
Я обхватил его щиколотки и припал губами к ботинку.
Книжница
Привалившись спиной к дверному косяку, я смотрела, как его уводили. Двое в форме, такие же, как вели меня тогда в камеру смертников. Они под руки тащили Трубочиста по коридору, его голова безвольно моталась из стороны в сторону.
Я не помнила, что натворила тогда, десять лет назад. Но я вычислила. Математическим, склонным к анализу умом. Холодным, я всегда была прагматична и рациональна. Это теперь я помнила отчётливо.
– Моя очередь? – небрежно спросила я Исполнителя, когда, лязгнув, захлопнулась за Трубочистом стальная дверь.
– Да, пожалуй.
Я прошла за ним в круглую центральную комнату, которая за десять лет на моих глазах ни разу не отпиралась.
– Нас снимают на камеры? – спросила я равнодушно.
– Да. Для вас это важно?
– Пожалуй, нет. Слушаю вас.
Он рассказал мне. Рассказал всё. Десять лет назад в порядке эксперимента смертную казнь пяти преступникам заменили фрагментарным выскабливанием памяти, газетчики называли это «стыдливой лоботомией». Я оказалась одной из пятерых, отравительницей, отправившей на тот свет мужа и его родителей. Я затеяла хитроумную комбинацию, но её разгадали, и воспользоваться наследством мне не удалось. Трубочист был гинекологом, делавшим криминальные аборты, иногда с летальным исходом. Рыбачка – проституткой-клофелинщицей, Грубиян – гомосексуальным педофилом-насильником. Я не стала спрашивать, за что был осуждён Полковник.
Каждый из нас подписал согласие на десять лет отсрочки. После этого память нам частично возвращали. Срок наступил. Только вот мы уже стали к этому сроку другими людьми.
– Что с ним будет? – спросила я. – С Трубочистом.
Исполнитель удивлённо поднял брови.
– Вас не интересует, что будет с вами?
– Не интересует.
– Что ж. Он попросил умертвить его. Если не передумает, ему вколют мгновенно действующий яд. То
