Солнцелёт может маневрировать. В умелых руках он способен валиться на распластавшуюся внизу звезду, используя не только её гигантскую силу притяжения, но и плещущий навстречу лучевой шквал. Прямое падение на Солнце – не самый быстрый способ провала в «преисподнюю»: удачно меняя галсы, можно ускориться намного быстрей.
Именно этим занимались Дадди с Мариной, когда запас мономолекулярной смеси в главной тяговой мачте испарился. Да, пикирование без паруса не самый быстрый способ падения на звезду. Но теперь, продолжая дополучать каждую секунду ускорение, «Мушкетёр» вместе с экипажем понятия не имел, как из него выйти. По расчётам Марины и бортовой электроники, через пятнадцать суток солнцелёт должен воткнуться в фотосферу Арктура со скоростью восемьдесят девять тысяч километров в секунду. Фотосфера – это слой газа толщиной километров триста. Именно с него идёт основной шквал видимого глазом млекопитающих излучения. И естественно, это разряженная масса, как и вся звезда в целом. Однако скорость есть скорость. Кроме того, примерно за четверть секунды до этого солнцелёт, согласно физическим законам данной Вселенной, обязан испариться ввиду перегрева и трения о хромосферу, ещё одну арктурианскую оболочку толщиной всего-то десять тысяч километров.
Ещё за три-четыре дня до этого на нём должны свариться, зажариться и исчезнуть любые биологические системы, включая одноклеточные. Дадди с Мариной не относились даже к последним.
* * *– Они жили счастливо и умерли в один день, – выдала Марина заключительный аккорд к расчётам.
– И даже в одну секунду, – мрачно добавил Дадди и обнял спутницу за талию: теперь можно всё.
Через некоторое время, после ахов и охов, они вернулись к прерванному разговору.
– Мари, моя единственная любовь… – начал Дадди.
– И последняя, – с блаженной улыбкой дополнила Марина.
– И последняя, – согласился космолётчик Дадди. – И вот, моя единственная и последняя любовь, ты учла снос, даваемый стакселями?
– Смешишь, – почти не хмурясь, продемонстрировала ямочку на щёчке яхтсмен Марина. – Даже если сейчас угол смещения несколько нарушится, всё равно в корону Арктура мы, точнее не мы, а мёртвый «Мушкетёр» войдёт вертикально. Не всё ли равно где?
– В солнечном пятне было бы прохладнее.
– А что, – посмотрела напарнику в глаза солнцелётчик Марина, – почему не совершить трюк, который ещё никто не делал?
– Согласен, – кивнул Дадди. – Жалко, не тесно от зрителей.
Они посмотрели в затемнённый экран. Без жалости и без смеха на них уставился заслоняющий четверть неба оранжево-вездесущий Арктур.
* * *– Между прочим, – убрала руку с пульта Марина, – кливер и стаксель дали гораздо больший снос, чем предполагалось.
– Да, – встряхнулся из полудрёмы прикемаривший у неё на коленях Дадди. – А почему?
– «Солнечный бриз» сильнее, – пояснила Марина, лаская его волосы.
– Мы продлили свои дни? – спросил с замаскированной надеждой космолётчик Дадди.
– Дни? Минуты, – разочаровала его девушка. – Посчитать?
– Не убивай меня окончательно, милая, – вновь прикрывая веки, взмолился Дадди. – Может, передохнёшь?
– Успеется.
– Стоп! – внезапно очнулся Дадди, и мерно работающее в его груди сердце ускорило подачу крови. – Стоп! Насколько возрос поток?
– Что ты хочешь? – полюбопытствовала Марина.
– Да, нет, ерунда, конечно, – махнул рукой взлетающий к потолку Дадди – в свободном падении на борту «Мушкетёра» царила идеальная невесомость. – Но давай просчитаем вариант с переменой галсов.
– Ты хочешь ускориться? – Брови Марины взметнулись.
– Давай просто рассчитаем.
* * *И они просчитали. И глаза у них округлились, и вспотели виски, а где-то под лёгкими комбинезонами забухало, ускоряя ход, сердце – наивный, маленький и неутомимый насос, – как уверенно он обманывается, следуя собственной, необъяснимой извилинами логике. Но его нелогичное буханье заставило две пары глаз, замкнутых в притушенном свете нависающего Арктура, сверкнуть навстречу друг другу. И снова колотились сердца, пока сверхскоростная машина перепроверяла расчёты: всего два удара понадобилось, чтобы преобразовать цифры в импульсы и обратно в цифры и начертать в стереополости экрана красивую картинку. Даже Дадди, рыпнувшийся было сворачивать стаксели, замер на полпути, над кнопками, чтоб воочию наблюдать рождающееся чудо – тонкую-тонкую линию, чиркающую, нет, всё же проскакивающую по краешку ставшей плоской при увеличении поверхности гиганта.
– Да, – хмыкает Дадди, притворно зевая и маскируя сумасшествие сердца. – А что дальше по графику? Сделай сдвиг.
Марина сдвигает, понимая, что рано радоваться – там, за краем экрана, этот внезапный подъём неминуемо обратится новым падением. И они смотрят.
– Да уж, – Дадди не в силах скрыть разочарование.
В экране линия, вроде уводящая «Мушкетёр» прочь от Арктура, снова загибается книзу.
– А ведь почти получилось, – вздыхает Марина, и рука её от предательского волнения дёргается.
– И всё же интересно, – Дадди с обидой сжимает кулаки – так хочется стукнуть по чрезмерно правдивому экрану.
– Интересно? – отзывается Марина, наконец отворачиваясь от пульта.
– Давай снова посчитаем, – поднимает с трудом разомкнутую ладонь Дадди. – Нет, правда, просто посчитаем и всё. Так, для интереса. Ну, хочешь, поспи! Я сам.
– Нет уж, давай я продолжу. Поспать мы ещё успеем.
– Вот и я так думаю.
* * *Теперь кривая на экране имела совсем странный вид. Это было похоже на траекторию брошенной поверх волн сплюснутой гальки, только с обращением процесса во времени. Взлетающие дуги всё увеличивались и увеличивались, однажды обращаясь разорванной поперёк линией, уходящей по касательной прочь.
– Разве это возможно? – спокойно удивлялась Марина, щурясь в экран.
– Наверное, нет, – размыкал напряжённые челюсти Дадди. – У нас ведь нет паруса, только… Я просто так считаю – занятно.
– Ну да, заняться больше нечем, – стреляла ему в глаза Марина. – И всё-таки что «только»?
– Что «только»? – Дадди продолжал клацать кнопками: теперь над вычислителем возвышался он, а не Марина.
– «У нас нет паруса, только…» Ты так сказал или мне нужно извлечь и расшифровать запись «чёрного ящика»? Знать бы, где он прячется?
– Марин! – внезапно поворачивается к ней Дадди. – Мне нужно выйти в открытый космос.
* * *– Зачем? – Марина уже догадывается о цели и тут же пытается остановить его. – Жёсткость наших скафандров недостаточна при такой близи к звезде.
– Глупости! – с напускной весёлостью отмахивается Дадди. – Перестраховщики хреновы! Я быстро. Туда и обратно. Делов-то – перецепить баллон.
– Дадди, одному нельзя. Может, я с тобой?
– Оставлять «Мушкетёр» без присмотра не положено, – космолётчик Дадди уже воспаряет к центру кабины. – Что я, сам не понимаю, что такое радиация?
– Тебя зажарит, – девушка пытается перехватить его скользящую мимо ногу: растягивается эластичная ткань возле колена.
– Не глупи, малышка, – вертится в воздухе Дадди, словно пловец, борющийся с акулой. – Что значит «зажарит»? У нас с тобой выбор невелик. Сегодня ещё можно. А прикинь, какой поток будет в короне суток через двое. Тогда точно зажарит, – он наконец вырывается и со смехом, толкаясь о подголовник ввинченного в пол кресла, уносится вдоль отсека.
– Ну, не шути, Дадди, – взлетает вслед за ним Марина. – Ты не посмеешь бросить меня здесь одну.
Но он уже размыкает ящик. Оттуда пялятся в замкнутый мир «Мушкетёра» одноглазые циклопы скафандров.
– Твоё дело – следить за
