— Наномашины. Та самая молекулярная перегонка, о которой ты говорил. Знаешь, кто–то однажды сказал, что проблема Венеры не в том, что ее поверхность слишком горячая. Мы прекрасно чувствуем себя здесь, где воздух имеет такую же плотность, что и на Земле. Проблема в том, что поверхность Венеры просто чертовски ниже уровня моря. Но на каждую тонну атмосферы, которую твои молекулярные машины переработают в кислород, ты получишь четверть тонны чистого углерода. А атмосферы здесь примерно тысяча тонн на квадратный метр.
Я повернулся к Карлосу Фернандо, который так и не смог выдавить ни слова. Его молчание было красноречивее любого признания.
— Твои машины превратят этот углерод в алмазные волокна и начнут строительство снизу вверх. Ты собираешься создать новую оболочку, так ведь? Полностью искусственную. Платформу идеальной высоты, пятьдесят километров над старой каменной поверхностью. И воздух там уже будет пригодным для дыхания.
Карлос наконец–то обрел голос.
— Да. Машины создал отец, но идея использовать их, чтобы построить оболочку вокруг целой планеты, — эта идея моя. Только моя. Очень умная идея, согласись. Разве я не прав?
— Ты не можешь владеть небесами, — сказал я, — зато ты можешь владеть землей. Тебе осталось лишь создать эту землю. И все города рухнут. И бунтарских городов не станет, потому что городов не будет вообще. Ты завладеешь всем. Каждому придется идти к тебе.
— Да. — Теперь Карлос улыбался глуповато и широко. — Разве не здорово?
Наверное, он увидел мое лицо, потому что добавил:
— Эй, вот этого не надо. Толку от них никакого. В этих бунтарских городах одни мятежники и пираты.
Глаза Леи расширились. Он повернулся к ней и сказал:
— Послушай, а почему я не должен этого делать? Назови хотя бы одну причину. Их вообще тут быть не должно. Летающие города придумал мой предок. А они его идею украли, поэтому теперь я должен их сбить. По–моему, так будет лучше.
Он обратился ко мне:
— Ладно, слушай. Ты вычислил мой план. Это прекрасно, отлично, никаких проблем, хорошо? Ты умнее, чем я прежде о тебе думал, и я это признаю. А теперь мне надо лишь, чтобы ты пообещал никому не рассказывать, ладно?
Я покачал головой.
— Тогда убирайся.
Он снова повернулся к Лее, опустился на колено и потупил взгляд.
— Доктор Хамакава, я хочу, чтобы ты вышла за меня. Пожалуйста.
Лея покачала головой, но он смотрел вниз и не мог ее видеть.
— Мне очень жаль, Карлос, — сказала она. — Мне очень жаль.
Он был всего лишь мальчишкой, окруженным своими игрушками, и пытался уговорить взрослых посмотреть на ситуацию так, как хотелось ему. Когда он поднял взгляд, его глаза наполнились слезами.
— Пожалуйста, — взмолился он. — Я этого хочу. Я дам тебе что угодно. Все, что пожелаешь. Ты получишь все, чем я владею, всю планету, все.
— Мне очень жаль, — повторила она. — Мне очень жаль.
Он поднял модель космического корабля и стал ее рассматривать, притворяясь, будто неожиданно ей заинтересовался. Затем аккуратно положил модель на стол, подобрал вторую и встал, не глядя на нас. Потом шмыгнул и вытер глаза, явно забыв, что держит этой рукой модель корабля и попытавшись сделать это небрежно, как если бы мы не заметили, что он плачет.
— Ладно, — сказал он. — Знаете, а улететь отсюда вы не сможете. Этот парень слишком о многом догадался. План сработает, только если останется тайной, если мятежники не будут знать, что их ждет, и не подготовятся. Вам придется остаться здесь. Ты будешь жить у меня, я… не знаю. Что–нибудь придумаю.
— Нет, — возразил я. — Лее опасно тут оставаться. Миранда уже попыталась нанять пиратов, чтобы они ее сбили во время катания на каяке. Нам нужно улететь отсюда.
Карлос посмотрел на меня.
— Миранда? — вопросил он с неожиданным сарказмом. — Да ты шутишь. Это я намекнул пиратам. Я. Решил, что они тебя похитят и оставят у себя. Жаль, что они этого не сделали.
Он обратился к Лее:
— Пожалуйста, согласись. Ты станешь богатейшим человеком на Венере. Самой богатой в Солнечной системе. Я все отдам тебе. Ты сможешь делать все, что захочешь.
— Мне очень жаль, — повторила она. — Это щедрое предложение. Но мой ответ — нет.
В комнату скользнули телохранительницы Карлоса. Очевидно, у него имелся какой–то способ беззвучно их вызвать. Их становилось все больше, и они уже держали оружие, пока не нацеливая его.
Я попятился к окну, Лея тоже.
Город успел немного повернуться, и теперь в окно били косые солнечные лучи. Я надел очки.
— Ты мне доверяешь? — тихо спросил я.
— Конечно, — ответила Лея. — И всегда доверяла.
— Иди сюда.
КАНАЛ: ГОТОВ замигало в углу поля зрения.
Я небрежно поднял руку и постучал сбоку по левой линзе: ПРМ МАНТА ИРМ.
Другую руку я спрятал за спиной и, надеясь, что смогу как можно дольше маскировать свои действия, нажал на панель и ощутил, как она выгнулась наружу.
ЗДЕСЬ
Нажать. Нажать. Все дело в ритме. Когда я подобрал резонансную частоту панели, у меня появилось ощущение правильности, которое нарастало, подобно раскачиванию кресла–качалки, подобно сексу.
Левой рукой я взял Лею за руку, а правой сильнее надавил на стекло. Теперь я вкладывал в это усилие свой вес, и панель стала заметно выгибаться. Окно начало издавать звук — инфразвуковой гул, который нельзя услышать, но можно ощутить. При каждом нажатии оконная панель все больше выгибалась наружу.
— Что ты делаешь? — завопил Карлос. — С ума сошел?
Нижняя часть выгнулась, и край панели отделился от рамы.
Запахло кислотой и серой. Охранницы побежали к нам, но, как я и надеялся, не стали стрелять, опасаясь, что поврежденная панель может полностью разрушиться.
Окно скрежетало и дергалось, но держалось за счет других стыков. Показалась узкая вертикальная щель между окном и рамой.
