Контролеры потребовали наши билеты, обещая нам уничтожать по одной дорогой нашему сердцу вещи за каждую минуту промедления. Мы привыкли считать трамвай своей собственностью, поэтому мысль о билетах до сих пор даже не приходила нам в голову.
Нам нечего было дать контролерам, кроме самих себя. На что они рассмеялись в голос и выхватили из свисающих лиан трогательнейших котика, медвежонка коалу и попугайчика, в течение следующих трех минут расстреляв их на наших глазах.
Зрелище не доставило нам радости, но и боли тоже не было, мы благословили юных животных на более благоприятное перерождение и застыли в торжественной медитации.
Тогда из своей кабины вышел Снэйк Трумен, подошел к контролерам, встал к стене и попросил контролеров поднять свои автоматы на него. Со своей лучезарной улыбкой, явно желая нам только доброго и светлого, он слегка поклонился и рухнул, скошенный автоматными очередями.
И волна глубочайшего отчаяния накрыла нас, вряд ли в мире есть люди, способные вынести эту боль, но мы, неизвестно зачем, вынесли.
Дважды за этот день мы нашли и потеряли величайшего человека, чьи глаза смотрели прямо в глубины человеческой души, чей свет одновременно освещал и согревал, чье слово было надежнее любого маяка и компаса для заблудших наших душ.
И вот мир потерял его, потерял по нашей вине. И только по нашей.
Между тем, лишенный руля, наш трамвай заметался, подобно спущенному шарику, врезался в Заснеженную Вершину, пару раз перевернулся с боку на бок и завис.
Мы вышли, на Заснеженной Вершине было не так уж холодно. Ветер стих. Ярко светило солнце, разбегаясь золотистыми искрами по белоснежному снегу. Спокойствие и умиротворенность пытались проникнуть в наши души, но двери наших душ оказались для них намертво закрыты.
Вдали мы увидели холодную и мрачную пещеру.
Только там мы и могли сейчас быть.
Мы не заслуживали красоты и возвышенности этого чудесного мира, мы – преступники и должны быть наказаны.
Свет, однако, проникал и в пещеру, отражаясь от многочисленных ледяных зеркал и преломляясь в многогранных кристаллах, но мы упорно продвигались вглубь, в пещере становилось все теплее, возможно Заснеженная Вершина представляла из себя вулкан, либо мы проходили мимо русла подземной термальной реки. Откуда-то лился приятный утренний свет, в воздухе поблескивали искры, начала появляться растительность, радуя глаз мелкими цветочками. Постепенно открывалась удивительная перспектива высокогорных лугов, чистейших озер и естественных садов золотых камней. Пещера все меньше и меньше походила на вожделенную тюрьму и все больше и больше на внезапно обретенный рай, и тут путь нам преградила шеренга гладких зеркал, чистейших и прозрачнейших из всех виденных нами.
И в каждом из этих зеркал отражались мы.
Отражался я.
Снэйк Трумен.
Сап Са Дэ
Философский трактат о физических ограничениях, не позволяющих всякому совершить переход через небо
Сны его уже давно не пугали, реальность все равно веселее. Но с 5 до 6 утра как по расписанию приходила тьма.
Как правило, это был всегда разный, но очень одинаковый демон неуверенности в собственном будущем, показывал картинки последствий безответственного поведения на примере почему-то ярко запомнившейся сцены из «Гроздьев гнева», матери, потерявшей ребенка и кормящей грудью умирающих от голода остарбартейров. Иногда картинки были более абстрактными. Чаще демон, не мудрствуя лукаво, сжимал его сердце ровно в тот момент, когда в его снах появлялись картинки, так или иначе относящиеся к будущему. Это было очень тяжело и больно, но настолько «химично», что доверия само по себе не вызывало. Мало ли что приснится. Плохо, но от этого не умирают, по крайней мере не так быстро.
Иногда снился какой-то тяжелый и мутный абсурд, как, например, ни с того ни с сего Modern Talking, воссоединившиеся, чтобы сделать каверы на хиты Radiohead. Потом даже жалел, что так и не услышал нежнейшую и сладчайшую версию Creep. Но тут уж, похоже, демон и сам почувствовал, что дело пахнет непредвиденной самоиронией и неизбежным саморазоблачением и концерт прервал.
Но весело было редко. Чаще просто тяжело и неприятно.
А поначалу это и вовсе казалось настолько мучительным, что он даже начал привыкать вставать в 5 утра. До того, как началось. Тоже не дело, функционировать в таком состоянии было куда как сложно.
Алкоголь не помогал, очевидно. Единственный эксперимент превратил утреннее похмелье в полный аналог сна с 5 до 6, вот только проснуться из похмелья было некуда. Демон властвовал над ним безраздельно. Так что с алкоголем пришлось не то чтобы завязать совсем, но остановиться на совершенно гомеопатических дозах коктейльных вечеринок и официальных приемов.
Постепенно привык к демону, к его дежурным мучениям. Звучит несколько заносчиво, но аналогия понятна: наверно, Прометей с какого-то момента таким же образом воспринимал утренние визиты неугомонного орла. Но в истории Прометея был Геракл, а в его истории никакой Геракл не прослеживался.
Весеннее теплое море принесло облегчение. Демон привычно приходил в 5 утра. Он открывал глаза, видел бирюзовую на восходе воду, алые вершины гор, и сердце пусть и продолжало сжиматься, но уже совсем не так, как предполагал демон, совсем не о том, о чем предполагал демон. Постепенно он научился делать это, не открывая глаза.
И потом, вернувшись домой, он еще долго практиковал эти утренние видения. Пока воспоминания не истончились настолько, что демону уже ничего не стоило развеять иллюзию и вернуться к своим обычным занятиям.
Почему-то помог переезд. На фоне привычного спазма и адаптации к новой среде, а переезжал он часто, ничего особенно нового в этом не было, проделки демона казались не особо выделяющимися. Новая жизнь оказалась гораздо живее, новый город принял его как родного, быстро и всерьез, насколько это вообще возможно для такого огромного и каменного порождения очень древней и самой надежной реальности на свете.
Но новый темп жизни принес новые риски, демону было где разгуляться. Демон, воспользовавшись новизной места и полным отсутствием эмоциональных зацепок, пытался отравить все окружающие его объекты. Великолепный вид из окна, случайно проявляющиеся фрагменты старого города, огромные офисные центры, бессмысленно роскошные рестораны, и даже маленькие кофейни с отличным кофе, что было более всего обидно.
Иногда демон и город действовали заодно. В этом никогда не было сговора или какого-то совместного замысла. Вероятнее всего, город и демон вообще не замечали друг друга и не догадывались о существовании один другого. Демон не очень понимал смысл географии. Город не нуждался в каких-то пространствах, где его не было. Из этих пространств по большей части исходила невнятная угроза, источником опасности могли являться даже очень хорошие парни. А демон был кем угодно, но только не хорошим парнем. Поэтому городу проще было существовать в неведении и на всякие неправильные действия реагировать по ситуации, чем находиться в
