– Для них важнее. То есть сперва – для них важнее. Потому что… – Тимофей задумался. – Потому что у них – беда. Горе.
– У русских тут, значит, ни беды, ни горя?
– Не заводись, Дед, – попросил я. – Всем плохо из-за этой исторической справедливости, черти б её побрали.
– Не я её восстанавливал, – буркнул Дед.
– И не я, – сказал Тимофей. – У меня отец наладчиком оборудования на «Электроне» работал, брат матери был слесарем шестого разряда, сестра матери – сборщицей пятого разряда. Где теперь «Электрон»? Там в цехах этот… бардак!
Цеха лучшего прибалтийского завода, отремонтировав, отдали торговому центру. Там и мой батя работал. Теперь батя – в строительной бригаде, в Голландии. Но если так – может, наши отцы вообще в одном цеху трудились? Может, и руку друг другу пожимали, жёстко, по-мужски? Надо же, какой сюрприз…
– Эта дама нам нужна. Может быть, поможет. Дайте её координаты, пожалуйста, – попросил Швед.
– Загипнотизировать русских политиков, чтобы заговорили по-латтонски? – предположил Муха. – Так наши уже чешут по-латтонски не хуже ваших. И врут примерно так же!
– Это и плохо, что не хуже… – Тимофей вздохнул. – Ребята, сейчас по-латтонски говорить нельзя. Не советую.
– Я перевожу с латтонского. Что, уже и не переводить? – удивился Муха.
Тимофей и Боромир переглянулись.
– Ты ничего такого не замечал? С тобой всё в порядке? – спросил Боромир.
– Всё вроде.
– Нам нужен сильный гипнотизёр. Обычного пробовали. Фуфло, – сказал Тимофей. – Для дураков. Как раз такой, который заставляет менять язык… лингвистический гипнотизёр, вот такой. Может, он поймёт…
– Да, – добавил Швед. – Нам нужно кое-что понять.
Мы ещё немного потолковали, но ничего нового друг другу не сказали.
– Не хотите помочь, – подвёл итог Тимофей. – Ладно.
– Объясните, в чём дело! – потребовал Дед. – Говорите загадками и хотите, чтобы вам помогали!
– Не можем, – Тимофей встал. – Ну, хорошо. Мы уходим. Добрый совет на прощание – не говорите по-латтонски.
И они действительно ушли – к нашему великому изумлению, без мордобоя.
– Временно прекращаем наши диверсии, – сказал Дед. – Нигде не светимся. Питаемся пиццей с доставкой на дом.
– Дед, мы как-то плохо с ними поговорили… – Муха вздохнул. – У меня такое ощущение, будто они попали в большую беду.
– Плохо, – согласился Дед. – Нужно было ещё спросить у них, какого чёрта они околачивались на всех этих национальных тусовках! И ещё спросить – не они ли нас сдали!
– Дед, у тебя логика глючит. Они же нас спасли от безопасности, – напомнил я.
– А если это – спектакль? Театр? Чтобы без мыла к нам в задницу влезть? Орлы, они же латтонцы! Они могут вести себя, как ангелы, а потом вспомнить, что они – латтонцы! Что, разве этого не было? Как за свободу и независимость на баррикадах сидеть – так мы им лучшие друзья! Кончились баррикады, началась независимость – так пошли вы на фиг, русские иваны, хозяева жизни тут – латтонцы!
Возражать мы не стали – так оно всё и было.
Но ощущение беды не только Муху беспокоило – я видел, что с Тимофеем и его ребятами неладно. Они что-то знали – ну, вроде как знает человек, что его близкие больны какой-то стыдной болезнью, о которой говорить просто невозможно, а лечить всё-таки надо.
Но Деда не переубедишь. И в чём-то он был прав – латтонцы люди уживчивые, но камень за пазухой носить любят и умеют.
На всякий случай мы спросили у симбионта, не замечал ли он каких-либо странностей в латтонском языке.
– Нет, – ответил наш чёрный столбик. – Живёт и развивается соответственно законам. Количество заимствований в пределах нормы.
А потом Муха узнал, что собираются сносить один дом на окраине. У него бульдозерист знакомый, снабжает такой инфой. Я съездил, посмотрел. Вернулся с докладом: если эту халупу не снести, она сама кому-нибудь на голову рухнет. Судя по тому, что домишко стоял на краю здоровенного сада, участок купил богатый дядька и решил там взгромоздить очередной особняк с подземной сауной.
– Может ли там быть что-то ценное? – спросил Дед.
– Дом, по-моему, построен в тридцатые годы. Там ещё штуки четыре разных сараев. Вот сараи, кажется, более перспективные.
– А забор?
– Есть забор. Но я обошёл по периметру – там можно организовать дырку.
Мы старались не появляться в людных местах, но окраина – место безлюдное. Опять же – мы собрались туда вечером. Теоретически нас никто не должен был засечь. Мы всё рассчитали – приезжаем последним автобусом, уезжаем первой электричкой. Или, если вдруг найдём какие-то увесистые сокровища, звоним Сашке Кожемякину, он как раз до работы успеет заехать за ними на машине. Оделись мы тоже подходяще – в стиле «капуста». Если от работы разогреемся – будем скидывать одёжки послойно. Всё наше оборудование Дед так доработал, что оно влезало в большую спортивную сумку.
– Хорошее место, орлы, – сказал Дед, когда мы приехали. – Я тут поблизости пару лет прожил. Там, за садом, должен быть пустырь – то есть вытоптанная опушка, и наверняка есть тропа к озеру. Настоящая дача. Летом никакого взморья не нужно. Загорать можно в саду, купаться – в озере.
– Если его вконец не загадили, – испортил весь дифирамб Муха. – А загадят однозначно.
Мы подошли по совершенно пустой и тёмной улочке, освещённой всего одним фонарём, к нужному месту в заборе.
– Гении мыслят одинаково, – с этим афоризмом Муха показал на дыру в проволочном заборе и следы на снегу, ведущие от дыры к ближайшему сараю. Хозяева так не ходят…
Тимофей со своими тоже собирал инфу о всяких развалинах. Может, один и тот же бульдозерист снабжал нас адресами!
– Влипли, – сказал я. – Ничего не поделаешь, он – первый.
– А это что ещё такое? – с беспокойством спросил Дед. – Вон, вон, в окне…
Домишко, предназначенный на снос, ещё совсем недавно признаков жизни не подавал. А сейчас два окна светились, но как? Зеленоватым светом, какого ни одна лампа не даёт.
– Блин, – ответил Муха. – Кто-то туда залез. Но это не хозяева…
– Откуда ты знаешь?
– Мне так кажется… Вот интересно, эти следы свежие?
Вопрос был обращён почему-то ко мне.
– Что я тебе, Чингачгук? – спросил я. – Вот что, давайте уходить. Не нравится мне тут. Тимофей пришёл первый – пусть он и остаётся.
– Гость прав. Уходим, – решил Дед.
И тут грянуло!
Я впервые в жизни видел, как над домом поднимается крыша! Она ещё, наверно, целую секунду висела в воздухе, прежде чем опуститься. И её подпирал столб зеленоватого цвета.
А вот когда она опять накрыла стены, когда стены стали заваливаться, мы услышали крики.
Дом рухнул – крики смолкли.
– Тимофея завалило! – догадался Муха. – Ну, вы как знаете, а я – туда! Может, хоть кого-то сумеем вытащить.
И полез в дыру.
– А если это не Тимофей?! – крикнул Дед.
– Так тем более!
Снег в этой части двора не убирали с ноября. Ямы, которые мы заметили, оказались глубиной чуть ли не по колено и разношенные – явно прошли, след в след, несколько
