Взвалив за плечо мешок с наемничьими пожитками, он покинул сарай через потайной лаз. Настала пора нанести визит старым знакомым.
Гайльбро.
Леди Ириталь зашипела, когда мокрая тряпка коснулась глубокой раны на ее ноге.
— Ради всего святого, простите! — служанка в ужасе отдернула руку от больной ступни госпожи.
— Ничего страшного, — превозмогая желание кричать, ответила латанийка. — Закончи с этим побыстрее.
Девушка продолжила омовение, на этот раз прикладывая тряпицу с особой аккуратностью, после чего промокнула израненные ступни госпожи сухим полотенцем и принялась смазывать раны вонючей заживляющей мазью. Ириталь откинулась на спинку стула, задумчиво теребя край робы из необработанного льна — грубая ткань натерла привыкшую к шелкам кожу до ссадин. Вторая служанка, занятая расчесыванием спутавшихся в колтуны волос госпожи, тихо причитала, то и дело косясь на ее израненные ноги.
Во всем этом был виновен Грегор.
Одно радовало — представление, разыгранное ими с перед всем Эллисдором, имело колоссальный успех. Пара раскаявшихся грешников, поступившихся клятвой во имя воспеваемой менестрелями любви, оделась в рубище и прошла босиком от столицы до Гайльбро. Семь дней пути раскаяния превратили изнеженные парчовыми туфельками ноги Ириталь в кровавую кашу.
Она терпела. Лишь по вечерам, отсылая служанок прочь, будущая королева Хайлигланда позволяла себе пустить несколько слез, не в силах справиться с болью в горевших, словно в адском пламени, ногах. Ни одна простыня, будь она выткана самими духами небесными, не могла бы успокоить воспаленную кожу, и златовласые служанки протирали все тело Ириталь отваром гуруса, пытаясь облегчить страдания кающейся.
К счастью, сегодня эта пытка закончилась, ибо шествие достигло цели. Длинная процессия, состоявшая из свиты правителя, сотни воинов и прибившихся по пути паломников вошла в Гайльбро после полудня. Девчонка Эльга не лгала — в этих местах в действительности было чем поживиться, да и сама деревня через некоторое время грозила разрастись до размеров городка. Ириталь не удивило, что монастырь Гнатия Смиренного вцепился мертвой хваткой в столь перспективные владения.
По прибытии Эльга тут же прослыла героиней. Жители высыпали на улицу, ликуя и приветствуя гостей. Ириталь даже начала сомневаться, кого из них принимали теплее — Грегора или эту дочку старосты. Впрочем, вид босоногого правителя с окровавленными ступнями также произвел на чернь неизгладимое впечатление.
Если Грегор чем и обладал, помимо навыка владения мечом, то это была способность моментально располагать к себе простолюдинов.
По подсчетам Альдора ден Граувера, одних только паломников собралось больше трех сотен. Одни шли за Волдхардом от самого Эллисдора, другие присоединялись по пути. И всех правитель тут же брал под свою опеку, распоряжался кормить и греть. Наспех сооружались лагеря и кухни, хотя большинству приходилось располагаться на ночлег под открытым небом. Одному пожилому серву, прибившемуся к процессии за день до прибытия в Гайльбро, Грегор отдал собственную пищу, о чем тут же прошла молва.
Еще немного, и Грегора Волдхарда признали бы святым прижизненно.
Брат Аристид был здесь же, и одно только присутствие еретика в лагере раздражало Ириталь похлеще льняного рубища. Она понимала, что самостоятельно Грегор ни за что бы не додумался бы до подобной затеи с паломничеством. Артанна нар Толл все же была права — Грегор нашел себе нового закадычного друга, тягаться влиянием которого, как сейчас понимала Ириталь, не имело смысла. Ибо Аристид, казалось, превзошел мудростью и прозорливостью их всех.
Грегор все так же вел образ жизни праведника — соблюдал строжайший пост на всем пути до Гайльбро и обязался продолжать его до самой коронации. То же он рекомендовал своей невесте, и она не посмела перечить. Разумеется, речи о том, чтобы делить с Ириталь постель, не было. Впрочем, она сама уже не стремилась к близости.
Ее положение в сложившейся ситуации представлялось неясным. После отлучения от церкви Ириталь получила письмо от дядюшки Эйсваля, в котором король официально отрекался от нее. В документе говорилось, что «настоящим указом она лишена всех должностей, титулов, владений и средств». Ей запрещалось использовать родовое имя Урданан и заявлять о своей принадлежности к правящей династии. Ко всему прочему Ириталь и ее наследники теперь не могли не только претендовать на престол Латандаля, но и появляться на родных землях под страхом смерти.
«Ибо нарушивший священную клятву позорит не только себя, но и весь свой род. Отрубить хворую ветвь, дабы не заразила она все дерево, — долг всякого садовника. Да будешь ты проклята за содеянное», — такими словами закончил свое послание король Эйсваль.
Словом, отныне бывшая суженная императора была всего лишь Ириталь из Латан Уфара — клятвопреступницей, бесприданницей, еретичкой и невестой проклятого герцога.
Реакция Эйсваля Грегора не удивила: Латандаль не мог позволить себе разрушать многовековой союз с целой империей из-за ошибки одной женщины и принес виновную в жертву. Однако Ириталь не ожидала, что ее дядюшка, известный стремлением сглаживать не только внешние, но и внутренние конфликты, примет настолько жесткие меры.
Теперь Ириталь в действительности было некуда деваться: до тех пор, пока не представится шанс устроить свою судьбу иначе, она должна была подчиняться единственному человеку, в чьих глаза все еще представляла ценность. Именно поэтому латанийка поддержала идею публичного раскаяния, безропотно прошла пешком четверть Хайлигланда и без жалоб сносила выпавшие на ее долю неудобства.
В конце концов, стать королевой при полной поддержке народа — не самая плохая перспектива, и плата за это казалась вполне посильной.
Будущая королевская чета была прощена подданными, чего и добивался Грегор. Был ли то трезвый расчет или же настоящая безоглядная любовь к богу, Ириталь понять так и не смогла. Осталось ли в его сердце место для нее самой, она, тем паче, не знала.
И уже боялась знать правду.
Однако она все чаще спрашивала себя, правильно ли поступила, выбрав сторону Грегора Волдхарда в противостоянии, причиной которому сама же и послужила.
* * *В то время как знать и большинство паломников разбили большой лагерь на широком лугу возле Гайльбро, Грегор пожелал остановиться непосредственно в деревне. Эльга любезно предложила в его распоряжение собственный дом и сама прислуживала за столом знатных гостей. Отсутствие манер компенсировалось искренностью и скромным обаянием молодой хозяйки. На столе красовался чан с похлебкой из гуся,
