Мы продолжаем есть в окружении звуков разламывания, макания и жевания.
Наконец я бросаю взгляд на отца.
— С Финном всё в порядке?
Отец медленно кивает.
— Да. Я уверен.
Внезапно тишина этого дома, который на самом деле является мавзолеем, напряжённость отца, странное отсутствие Финна… всё это душит меня, и я делаю глубокий вдох.
Деэр поглядывает на меня, его глаза чертовски тёмные.
— Ты в порядке?
Я киваю.
— Да. Просто я… перенапряжена. Помнишь, как ты не поверил, что я знаю место более жуткое, чем этот дом?
Он медленно кивает, заинтересованно сверкая глазами.
— Да.
Я улыбаюсь.
— Хочешь увидеть его сегодня вечером?
Мой папа слегка покашливает.
— Калла, я не уверен, что сегодня лучший вечер для этого. Уже темно, вы можете пораниться.
Я закатываю глаза.
— Пап, мы с Финном были там сотни раз за эти годы. Всё будет хорошо.
Я смотрю на Деэра.
— Ну так как, ты в деле?
Он усмехается.
— Я никогда не отказываюсь от приключений.
14
QUATUORDECIM
Финн
Из своего окна я наблюдаю, как они уходят, и тьма снаружи, кажется, просачивается в мою комнату, в моё сердце, в мою кровь.
ОтпустиЕёОтпустиЕёОтпустиЕё.
Я проглатываю ненавистные слова, наблюдая, как моя сестра садится с ним в машину. В горле поднимается желчь, потому что сестра принадлежит мне, и самое последнее, чего бы мне хотелось, — это держаться от неё подальше, но, в то же время, это единственное, что я могу сделать.
СделайТоЧтоПравильно.
Это мой голос. Наконец-то. Прорвавшийся сквозь безумие, сквозь голоса, сквозь слова.
Я должен сделать то, что правильно.
То, что правильно.
То, что правильно.
ЗащитиСвойСекрет.
Другие голоса вернулись, шипя, напоминая.
Мой секрет.
Вот к чему теперь всё возвращается.
Всегда.
Несмотря ни на что.
15
QUINDECIM
Калла
Деэр вытягивается на пассажирском сиденье, занимая каждый сантиметр свободного пространства, пока я осторожно веду машину вниз с горы. Я даже не смотрю в сторону маминого креста, когда мы проезжаем мимо, и, хотя я уверена, что Деэр увидел и заинтересовался им, он не заговаривает об этом.
— Так куда именно мы направляемся? — спрашивает он со своим чертовски сексуальным акцентом, когда мы сворачиваем на шоссе у подножья горы.
Я поглядываю на него и улыбаюсь.
— Страшно?
Он качает головой, закатывая тёмные глаза.
— Ничуть. Если что, ты меня защитишь.
Я смеюсь, ибо сама идея, как маленькая я защищаю такого огромного его, просто смешна. Но затем качаю головой.
— Тебе придётся подождать.
И он ждёт, пока я веду автомобиль. Вечером, по тихому шоссе, пока не сворачиваем и не направляемся в тихую часть города, затем выезжаем на окраину, где уже стемнело и лишь несколько городских огней мерцают в ночи.
Мы проезжаем под старой выгоревшей вывеской, слова которой образуют покосившуюся неоновую арку блёклого фиолетового цвета и созданную тогда, когда ещё неоновые вывески были самым современным достижением. Лампочки уже давно разбиты — яркое напоминание о том, что это унылое и заброшенное место.
«Страна радости», — гласит надпись.
Даже буквы выглядят жутко, все потемневшие и оборванные. В этом месте больше нет ничего радостного, помимо воспоминаний: воспоминаний о катании с Финном на старинном поезде, о нашем с ним смехе на электромобильчиках, о забеге через дом с привидениями. Но, конечно же, всё это было до того, как это место закрыли. Позднее мы с Финном приходили сюда, чтобы побыть в одиночестве, прижаться друг к другу и поболтать среди жутких строений, поскольку находили забавным пугать самих себя. Но мы не были здесь с тех пор, как умерла мама. Полагаю, из-за того, что жизнь и так достаточно пугающая.
Я въезжаю на заброшенную парковку, останавливаясь между выцветшими оранжевыми линиями среди моря других пустующих парковочных мест.
— Мои родители привозили нас сюда с Финном, когда мы были маленькими, — рассказываю я. — Но у хозяина, видимо, возникли проблемы с налогами, и это место внезапно оказалось закрыто и заброшено.
Деэр оглядывается вокруг: мрачная автостоянка, потемневшие ворота и шаткое колесо обозрения, возвышающееся над огороженным горизонтом, его длинные и тонкие перекладины призрачно белеют на фоне черноты ночи.
— И что, вы просто приходите сюда и сидите на стоянке, или что? — размышляет он с отсутствующим выражением лица.
Я издаю смешок.
— Нет. Мы давным-давно выяснили, как пробраться внутрь.
Деэр ухмыляется, его лицо озаряется осознанием.
— О-о-о. Проникновение со взломом. Вечно излюбленный способ толпы.
Я снова издаю смешок.
— Почему-то мне кажется, что для тебя это будет впервые.
Я открываю дверь, и скрип эхом разносится в ночи, поскольку здесь нет других звуков, чтобы заглушить его. Такое чувство, что мы на краю света, совершенно одни, и если сделаем один неверный шаг, то перевалимся через край.
— Всё в порядке, — говорю я через плечо, направляясь к парку. — Владелец давно исчез. Мы слышали, он сейчас за границей, так что, уверена, ему наплевать, кто шастает в округе. Не мы первые и не мы последние.
Я ощущаю Деэра позади себя настолько близко, что могу чувствовать запах его одеколона, пока веду его вдоль забора. Наконец я вижу то, что ищу… зазубренное отверстие, которое кто-то вырезал много лет назад. Оно как раз размером с человека — и этого достаточно, чтобы пролезть внутрь.
Я ныряю через лаз, и Деэр без колебаний следует за мной. При мысли о том, что он доверяет мне достаточно, чтобы следовать без вопросов, у меня в животе теплеет. Он же едва меня знает.
Но когда я поворачиваюсь и останавливаюсь, глядя в его красивое лицо, от выражения его глаз все мои внутренности тают. Потому что он хочет меня узнать. Это достаточно ясно.
Я с трудом сглатываю и отворачиваюсь, внимательно осматривая пейзаж перед собой.
Парк развлечений пуст, совершенно заброшен и тёмен, словно из фильма ужасов. Сами аттракционы располагаются в ряд с каждой стороны: тут и гротескные лица клоунов, и облезлые гоночные автомобили, а так же сверкающее краской забрало, наблюдающее за мной издалека.
Ветер подхватывает мусор, словно бумажное перекати-поле, а на нескольких зданиях красуются граффити — доказательство того, что мы, естественно, здесь не первые. «Поворачивай назад», — виртуозно написано красным и чёрным. «Отвали», — нарисовано под первой надписью светящимся оранжевым цветом. А потом в самом низу, раскрашенное в жуткий отвратительно белый: «Смерть приходит ко всем». И я не собираюсь упоминать, что последнюю надпись сделал мой брат.
— Любопытно, — медленно произносит Деэр, поворачиваясь по кругу. — Но я бы не сказал, что это более жуткое место, чем похоронный дом.
— Потому что это не то, что я хочу тебе показать, — лукаво говорю я.
Он поглядывает на меня.
— Ну, я всегда готов, — заявляет он. — Веди.
Я хихикаю над его официальным тоном, который по-прежнему так же сексуален с его акцентом, и, не задумываясь, тянусь назад и в темноте хватаю его за руку. Я чуть не вздрагиваю от контакта,
