Он ангельски улыбается:
— Я знаю.
Его спокойное поведение почти пугает меня, словно он в курсе, что дневник у меня. Но это не может быть правдой. Если бы он знал, то взбесился бы и перевернул всю комнату в его поисках.
— Хочешь, займёмся чем-нибудь сегодня? — предлагаю я, наливая себе апельсиновый сок.
— Не могу, — бубнит он с полным ртом. — Я собираюсь перебрать свои вещи и уложить их.
— Хочешь, помогу? — Чувствую, как мои брови сдвигаются. Он ведёт себя так отчуждённо.
Финн качает головой:
— Нет. Я всё ещё не очень хорошо себя чувствую. Тебе лучше заняться чем-нибудь с Деэром.
При этих словах я резко вскидываю голову. Он хочет, чтобы я занялась чем-нибудь с Деэром? Какого чёрта?
Финн пожимает плечами, затем посмеивается при виде моего столь очевидного удивления.
— Что? Ты же уезжаешь в конце лета. У тебя должно быть летнее увлечение. Этот пункт есть в предсмертном списке[17] каждой девушки, верно?
Я закатываю глаза, хотя у меня внутри всё переворачивается. Он ведь не пытается заставить меня чувствовать себя виноватой за проведённое время с Деэром? Как будто небеса разверзлись, и сверху мне улыбается сам Господь Бог.
— Не знаю, — отвечаю я. — Я слишком молода, чтобы беспокоиться о предсмертном списке.
— Просто иди, — говорит он, отодвигаясь от стола. — Прошлым вечером Деэр интересовался у папы, как добраться до Уоррентона. Тебе следует самой отвезти его.
Тот факт, что я была там уже миллион раз, не имеет значения, потому что я никогда не была там с Деэром.
— Я вернусь вовремя, чтобы поужинать с тобой! — кричу брату. На что он, не оглядываясь, машет мне поверх плеча.
Меня отпустили.
Внезапно я ощущаю себя так, словно вырвалась из тюрьмы, будто я свободна и мне следует поторопиться и как можно быстрее скрыться. Я едва не бегу к гостевому домику и с трудом дышу, когда стучу в его дверь.
И практически задыхаюсь, когда Деэр открывает.
Потому что на нём нет рубашки.
В действительности, похоже, что он только вышел из душа, поскольку его волосы влажные. И грудь обнажена. Я не могу заставить себя не пялиться на его обнажённую кожу, мускулистый живот, гибкий торс и идеальную, чёткую линию в форме «V», исчезающую под поясом его джинсов. Серебряная пряжка в виде черепа расположена идеально по центру в нескольких сантиметрах ниже пупка.
Я с трудом сглатываю, а затем сглатываю ещё раз.
Уголок рта Деэра подрагивает.
— Да? — интересуется он, а уголок его губ изгибается. Он должен знать, какой эффект оказывает на меня. Вероятно, такой эффект он оказывает на всех.
Клянусь богом, в мои намерения входило лишь просить его поехать на Уоррентонский пляж. Но у моего языка свой собственный разум.
— Нарисуй меня, — выдыхаю я, удивляя и себя, и его. Его глаза расширяются, и он пристально смотрит на меня.
— Нарисовать тебя, — повторяет Деэр медленно, нерешительно, его глаза не отрываются от моих.
Я киваю.
— Ты рисовал меня из своего воображения, но разве рисовать с натуры не лучше?
Не дожидаясь ответа и пока не передумала, я протискиваюсь мимо него и захожу в небольшой домик. Он пристально смотрит на меня, его глаза словно чёрная расплавленная лава, и, я уверена, он пытается понять, что со мной делать. Поэтому, прежде чем он успевает что-нибудь сказать, я поворачиваюсь к нему, выдавливая уверенную улыбку:
— Так где ты хочешь меня нарисовать?
Не отвергай меня. Это всё, о чём я могу думать, глядя в его прекрасное лицо, и я, должно быть, сумасшедшая, ведь он ни за что не пойдёт на это.
— Калла, — хрипло произносит он, облизнув полную нижнюю губу.
— Не надо, — прерываю я его до того, как он успевает меня прогнать. — Нарисуй меня, Деэр. Я хочу, чтобы ты меня нарисовал.
Он стоит неподвижно, как статуя, изучая меня, его тело такое вытянутое и худощавое.
— Пожалуйста, — наконец добавляю я хриплым шёпотом. — Где ты хочешь меня нарисовать?
Я считаю удары сердца, пока он смотрит на меня и обдумывает.
Один.
Два.
Три.
Четыре.
Пя…
— Одну минуту, — наконец отвечает он, прерывая мой внутренний счёт, его глаза в этот момент чёрные, как ночь.
Он пересекает комнату и перетаскивает шезлонг на середину гостиной.
— Можешь сесть тут.
Деэр переходит на профессиональный тон. Я делаю, как он просит, и усаживаюсь на край сиденья; по коже танцуют мурашки, и во мне пульсирует неверие.
Он собирается сделать это. Он собирается сделать это.
— Опусти жалюзи, — тихо говорю я, расстёгивая рубашку.
Не могу поверить, что я делаю это.
Не могу поверить, что он мне позволяет.
Я наблюдаю, как он с трудом сглатывает, его адамово яблоко перекатывается в горле, когда он исполняет мою просьбу. Когда в комнате становится темнее, он пододвигает стул напротив меня, держа в руке альбом.
— Готова? — спрашивает Деэр, его голос ровный. Он не сводит глаз с моего лица.
Я отрицательно мотаю головой:
— Ещё нет.
А затем снимаю бюстгальтер.
Деэр прочищает горло и открывает свой этюдник — само воплощение профессионализма, — и, клянусь, я чувствую, как моё тело охватывает десять тысяч огоньков, как вспыхивает каждый сантиметр.
Я встаю и сбрасываю шорты на пол.
Деэр не двигается. Не похоже даже, что он дышит.
Его глаза застывают на мне, и в них вспыхивает одобрение, а затем он смотрит мне в глаза проникновенным и тёмным взглядом.
— Калла, — снова повторяет он и начинает двигаться, намереваясь встать.
— Не надо, — резко говорю я. — Пожалуйста. Мне это нужно. Я хочу… отвлечься.
Деэр изучает меня, теперь его глаза кажутся настороженными, и он всё равно поднимается с места. Подходит к шкафу и возвращается с одной из своих рубашек. Белой, с пуговицами по всей длине. И протягивает её мне.
— Надень, — говорит он. — Но оставь расстёгнутой.
Моё сердце бешено колотится, когда я исполняю его просьбу.
Деэр ждёт, когда я закончу, затем поправляет рубашку, прижимая ткань к моей коже, чтобы были видны только верхние изгибы груди. Он застёгивает одну пуговицу, а потом распахивает полы рубашки, оставляя обнажёнными пупок и бёдра.
Затем усаживается обратно на стул.
— Значит, я — отвлечение? — небрежно бросает он, поднося карандаш к странице и рисуя плавную линию — начало моего бедра.
Я вспыхиваю.
— Ты не просто отвлечение. Но сегодня… мне необходимо отвлечься. — Я сглатываю, и его глаза встречаются с моими, а затем он отводит взгляд.
— Откинься назад, — резко говорит он.
Деэр встаёт и подходит ко мне, наклоняется и перекидывает мои волосы через плечо. Его рука слегка касается моей кожи, и во мне вспыхивает пламя, жар, жидкая бушующая лава, вспенивающаяся в животе, и
