Фиби затихла, затем, в конце концов, ее плечи поникли.
— Да, мой господин.
Облегчение наполнило мои вены, и я отступил.
— У тебя есть обязанности на сегодняшний вечер, сестра?
— Да, — ответила она. — Я глава Священных сестер. Мы покидаем общину сегодня, чтобы распространять любовь Господа.
— Нет, — рявкнул я. Фиби вздрогнула. — Ты отправишься в уединение, пока не избавишься от грешных мыслей. Я сообщу Иуде.
Глаза Фиби стали пугающе широкими.
— Но, мой господин. Иуда, он....
— Не перечь мне, сестра, — холодно проревел я. Фиби сразу же опустилась на землю, упав ниц к моим ногам.
— Мне жаль, мой господин.
Развернувшись, я оставил Фиби на земле. Я быстро поднялся по ступенькам, мчась в уединение своего особняка. С каждым шагом я думал о том, что Фиби сказала об Иуде, Далиле, павших братьях.
И с каждым шагом я убеждал себя, что сказанное ею не может быть правдой. Иуда просто не способен на такую жестокость и извращенность. И он бы никогда не нарушил указов Священного писания, не проигнорировал бы то, что мы считали истинным.
Он был мим братом.
Он бы никогда не предал меня так.
6 глава
Флейм
Я последовал за АК и Виком направо, Хаш и Ковбой ехали следом в грузовике. Это была быстрая вылазка в Джорджтаун, с чем я мог чертовски хорошо справиться. Моя кожа так чертовски сильно зудела, что я едва мог, черт побери, ехать.
Мы выехали на оживленную главную улицу. Люди сновали вокруг, но я продолжал смотреть вперед, сжимая челюсти и пытаясь держать себя в руках. Стикс не хотел, чтобы я отправлялся в сегодняшнюю поездку. В действительности он, нахрен, запретил ее. Сказал, что я не пришел в норму с момента возвращения из больницы. Он считал, что я гребаное препятствие на этой сделке.
Я, бл*дь, почти вышел из себя. Я следовал повсюду за АК и Викингом. Был с ними на каждой сделке. Эта была делом АК, и значит я, черт побери, еду.
АК сказал Стиксу, что он нуждается во мне, что они будут приглядывать за мной. Я прикусил свой гребаный язык в этот момент, но Вик прошептал мне заткнуться. Стикс дал согласие, но предупредил меня нахрен утихомириться.
Покачав головой, чтобы сосредоточиться, я увидел, что АК поднял руку, сигнализируя поворачивать налево. Мы оказались в переулке. Здесь было тише, чем на главной дороге. Меньше свидетелей.
Увидев машину Чеченцев впереди, мы остановились. АК соскочил с байка. Мы с Виком остановились в паре ярдов от него. Хаш и Ковбой позади нас. Я слышал, как они вылезли из грузовика и встали перед ним.
Затем ослепляющий прилив жара накрыл мое тело. Становилось все хуже и хуже с тех пор как я был заперт в гребаной больнице неделями. Я сжал руки в кулаках, острые ногти впивались в кожу ладоней. Я посчитал вдохи и выдохи, сглотнув желание достать нож на проезжей дороге.
— Все хорошо, мужик? — услышал я позади. Повернув голову, я увидел, что Ковбой смотрит на меня, его темные очки в руке, ковбойская шляпа оттеняет прищуренные глаза. Он сидел на капоте грузовика, скрестив на груди огромные руки. Недавно принятые братья-каджуны всегда были вместе.
Я заворчал, когда еще одна волна почти сбила меня с гребаного байка.
— У него все нормально, — сказал Вик передо мной. Я сконцентрировал внимание на происходящем впереди, видя, как АК разговаривает с парнем в костюме.
Вонзая ногти в кожу, я осматривал людей на улице. Мужчины, женщины, дети. Затем я остановил взгляд на женщине, в руках она держала младенца, а рядом с ней, вцеившись в ее платье, шел еще маленький мальчик.
Как будто меня ударило по спине ломом, весь воздух покинул мои легкие. Я сильнее вонзил ногти в ладонь. Женщина улыбалась маленькому мальчику, затем улыбнулась младенцу. Все мое тело дрожало. Мой желудок сжало в узел.
«Закрой свой гребаный рот, мальчишка, и нагнись».
Я слышал его голос в своей голове.
«Грешники принадлежали темноте».
Затем я мог услышать, как она умоляла. оставь меня в покое.
«Пожалуйста, оставь его в покое...»
Я моргнул. Покачал головой, отчаянно пытаясь выкинуть их голоса из своей головы. Я посмотрел в сторону АК. Он все еще разговаривал с Чеченцем. Я слышал, как рычание и ворчание раздается из моего горла. Я слез с седла.
Вик повернулся ко мне.
— Флейм? — сказал он медленно, не смотря на меня. Мне нужно было, чтобы АК, бл*дь, поторапливался. Мне нужно было нахрен убраться из этого места. Я посмотрел направо. Женщина все еще стояла с младенцем и маленьким мальчиком. Они переходили дорогу. Затем кровь отлила от моего лица.
Маленький мальчик посмотрел на меня, пока они ждали. Он смотрел на меня, только на меня. Он указал на мой байк и что-то сказал своей матери. Она улыбнулась ему. Его мать улыбнулась ему. Затем он помахал. Я сильнее вонзил ногти в кожу. Но тошнота подкрадывалась к моему горлу. Боль от резкого укола ногтей не позволяла избавиться от тошноты в животе, от рвоты, подступающей к горлу. Я стоял, наблюдая за тем, как мальчик махал, когда он начал переходить дорогу, и тут я замер.
Мои глаза наполнили черные пятна. Мое горло сжалось, когда темнота подступала. Я не мог вынести темноты. Я не мог вынести гребаной темноты.
Я вышел из себя.
— Флейм. Брат. Ты должен, на хер, успокоиться. Тебе нужно подышать. Ты слишком громкий. Ты, бл*дь, привлекаешь внимание. — Вик стоял передо мной, но черные пятна размыли его лицо. — У тебя один из твоих припадков. Просто постарайся дышать.
— Пламя, — сказал я, когда мои пальцы начали царапать кожу горла. — Пламя меня душит. Душит, бл*дь, меня.
— Бл*дь! — выплюнул Викинг. Я увидел, как АК оглядывается на меня. Его взгляд нашел мой. Он быстро сказал что-то Чеченцу.
АК начал возвращаться. Я считал его быстрые шаги. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь...
Затем три резкий выстрела раздались на улице, явный звук стрельбы наполнил мою голову.
— Ложись! — закричал позади меня Хаш. Но я не мог. Я сканировал дорогу, смотря как люди падают на землю. Чеченца подбили. Его тело упало на асфальт, кровь вытекала из черепа.
Мое тело горело потребностью убивать, пока я выискивал стрелков. Затем визг почти взорвал мои уши. Я побежал вперед. Но чем ближе был к источнику крика, тем сильнее выходил из себя.
Затем я остановился, мое сердце билось слишком быстро, черные пятна все еще заполняли мои глаза. Маленький мальчик сидел рядом с ней, плакал... и ребенок... ребенка больше не было в белом покрывальце.
