Когда она вздыхает, я вижу напряженность на ее лице, но прямо сейчас я не могу о ней думать. Как обычно, я предпочитаю об этом не думать.
— Я — я пойду, налью себе еще кофе. — Не дав ей возможности заговорить, я спрыгиваю с дивана. — Хочешь чашечку? — Я притворяюсь, что не слышала ее расстроенного вздоха.
Добро пожаловать в мою субботу.
Глава седьмая.
Фин.
Я прихожу в себя, резко вскакивая с постели, кашляя и задыхаясь. Кислород и мое дыхание перестали быть друзьями. Мое сердце колотится где-то в районе горла, оставляя после себя ужасное чувство опустошенности в грудной клетке.
Кошмар наяву.
Пробуждение никогда не было моим любимым состоянием, но в течение нескольких недель после смерти Маркуса, я обнаружила, что не в состоянии бодрствовать и большую часть времени спала. Избегая реальности, думаю. Я просто не могла выбраться из нашей постели, как будто горе и чувство вины придавливали меня к матрасу своими невидимыми руками и держали в плену. Но это был не настоящий сон. Спокойный сон. Он больше походил на потерю сознания, во время которой я вынуждена была наблюдать за нашим последним проведенным вместе утром, события которого прокручивались в моей голове снова и снова.
Он попрощался? Может я упустила какую-то зацепку?
В последнее время я легко засыпаю только с помощью таблеток. Без них я сплю урывками, меня мучают кошмары. Кошмары, которые преследуют меня при свете дня. В течение нескольких минут после того, как открываю глаза, я чувствую себя нормально, словно застряла где-то между сном без сновидений и пока еще нереализованной реальностью дня. Подсознательно, я чувствую, что чего-то не хватает, но на какую-то блаженную секунду я не уверена, чего. Я просто в порядке. Ничего плохого не произошло. Все остается, как прежде. В естественном порядке вещей туман дремоты рассевается, и с ним приходит холодная реальность: у меня больше нет мужа. Дома. Места в этом мире.
Или, временами, я просыпаюсь такой.
В ужасе. Чувствую, что задыхаюсь. Мой нос горит от фантомного жжения соленой воды, а мою кожу покалывает от солнечного ожога. Знаю, это не имеет смысла, это погружение в сопереживание, но тем не менее, я сжимаюсь, кашляя и задыхаясь, отчаянно борясь за свою жизнь.
Мое дыхание неровное, пока я стараюсь заглотнуть побольше воздуха, чтобы накачать им свои легкие. Только когда я начинаю успокаиваться, с жадностью вдыхая кислород, мне удается вытереть слезы. Меня трясет, и я заставляю себя откинуться на подушки, прижав руку к тому месту, где я думаю, находится диафрагма. Я вжимаюсь в матрас, желая, чтобы мое дыхание восстановилось.
Я сухая. Я на земле.
Я не умираю. И никогда не умирала.
Вдох. Выдох. Сосредоточиться на том, как поднимаются и опускаются мои руки, на пении птиц за окном или на линиях на потолке. Сосредоточиться на чем-либо еще.
Подсознательно, я понимаю, что причина в чувстве вины. Я, возможно, не приложила свою руку к его смерти, но чувствую, что виновата. Я перестала ощущать причастность к своему браку задолго до его смерти.
Как только мне удается справиться с ужасом, я могу обуздать свои мысли, мое сердцебиение приходит в норму, хотя, мне кажется, что я лежу здесь уже довольно долго.
Через тонкие стены я слышу, как звонит будильник Айви, и спустя мгновение, как она бродит в своей спальне. В такое утро, как сегодня я благодарна, что у нее крепкий сон, но слышать, как она начинает свой день, вроде как успокаивает. Я рада, что этим утром, в ее единственный выходной, она настолько дисциплинирована, что завела будильник. Это небольшая часть обычной рутины, за которую можно зацепиться, на чем можно сконцентрироваться. Я здесь - как и Айви - и мне нужно больше ценить своих подруг. Даже если их доброта ранит.
Я вытягиваю свои дрожащие руки, в кои то веки не впадая в уныние, что мои пальцы почти касаются стен по обе стороны кровати. Мое дыхание восстанавливается, чувство паники ослабло, хотя меня по-прежнему потряхивает.
Да пошло оно все. Я так устала не чувствовать себя собой. Устала боятся того, что может принести утро. Устала от окружающих, которые считают, что я могу в любой момент рассыпаться, будто могу взорваться и сломаться. Превратиться в пыль.
Сменив ужас на злость, я хватаю свой телефон с небольшого столика с зеркалом, замаскированного под прикроватную тумбочку. Пролистав письма в электронной почте, я замечаю одно от Сорайи, которая спрашивает, будет ли у меня сегодня время немного с ней поболтать. Я вздыхаю, хотя и не совсем обида заставляет меня сделать это, а скорее маленький и внезапно возникший вопрос "почему". Почему я, а не она? Почему не какая-то незнакомка на улице? Безжалостная мысль вызывает чувство вины, потому что, если бы не мои друзья, неизвестно, где бы я была.
Я как-то читала, что горе должно переживаться этапами, но я, кажется, не могу выбраться из своего состояния страха. Нет, это не совсем правда, потому что я довольно сильно злюсь. Злюсь, что это случилось; что я все потеряла. Именно злость я продолжаю держать в себе. Ярость, которую не могу выразить; я устала жить в постоянном ужасе, сыта этим по горло.
— Хочешь кофе?
Голос Айви раздается за дверью и отвлекает меня от моих мыслей, которыми я не хочу делиться. Я отвечаю хриплым голосом.
— Я сделаю.
Я замечаю, что тон у Айви сонный, но не недружелюбный, и после вчерашнего, это все, о чем я могу просить. Нам удалось избегать друг друга после нашего разговора, в основном потому, что суббота оказалась ее самым загруженным днем. Я рада, что дела идут хорошо, особенно так скоро после открытия. Я также рада, что мы не ужинали вчера вечером вместе. Она сказала, что ей надо разобрать кучу бумаг, и большую часть вечера она провела за своим ноутбуком и со счетами, то ли вправду, то ли, чтобы избегать меня, не могу быть уверенной.
Сейчас я на кухне и наполняю чайник холодной водой, попутно доставая банку растворимого кофе из шкафчика над головой. Мне не хватает моей итальянской встроенной кофе-машины. Мне бы хотелось привезти ее с собой. Это не самая здравая мысль, но из всех атрибутов моей прошлой жизни, хороший кофе — это одна из вещей, по которым я больше всего тоскую. Не то, чтобы тут было место для кофеварки эспрессо; места в кухне едва ли хватает крошечного прямоугольного стола. Обычно мы тут не едим, так как это место стало чем-то вроде рабочего кабинета Айви, а ее ноутбук занимает крошечную обеденную
