– То есть как барахла? – удивился я. Лишь сейчас я заметил в углу полутемного киоска мой рюкзак, из которого выглядывал краешек клетки Корвуса, и чемодан Фишера. – А гостиница?
– Мы выписались, – объяснил Вилли Максович. Он уступил мне табурет киоскера, а сам оседлал пачку газет. – Благодари носителя. Этот мелкий засранец разорался и разбудил меня вскоре после того, как ты слинял. И, надо сказать, вовремя: в коридоре я разговорился с прекрасной Татьяной, дочерью хозяйки. Оказывается, еще днем забегал один из пионерчиков и все вынюхивал про постояльцев. Татьяна его отшила, но я понял, что дело плохо и пора валить.
– Значит, мы теперь бродяжничаем? – огорчился я и заерзал на скрипучем табурете. Какая-то неровность, вроде сучка или шляпки крупного гвоздя, упиралась мне в зад, мешая сидеть.
В детстве я любил комикс про Бременских музыкантов, но когда вырос, скучный городской комфорт стал мне нравиться гораздо больше, чем полевая романтика странствующих лабухов – без душа, газовой плиты и холодильника, с котелками на кострах и ночевками в стогах.
– Терпи, агент, резидентом станешь, – ухмыльнулся Фишер. – Лучший в мире шпион, Томас Эдвард Лоуренс, он же Лоуренс Аравийский, добился выдающихся успехов, путешествуя с бедуинами по пустыне. А в пустыне, деточка, жара и змеи и никакой сантехники… Не тушуйся, все наладится. Сегодня нам все равно ехать к Сверчкову в Улитино. Одинцовский район мне как родной, есть куда бросить кости усталому путнику… Но ты, деточка, я смотрю, старательно направляешь беседу в другое русло. Не выйдет. Давай кайся. Когда ты улизнул, я мигом просек, куда тебя сдуру понесло. Что, дедушка Вилли был прав? Тебя повязали, а ты сбежал? Твоим сослуживцам очень посчастливилось. Я уже собрался брать ФИАП штурмом и выручать тебя силой… Короче, как командир я объявляю тебе строгое дисциплинарное взыскание.
– Вы были правы… но не совсем, – ответил я. И поведал о своих приключениях, не упуская ничего: от засады в котельной и до финального пробега мимо тактичного охранника Вити.
Старик внимательно выслушал мою коротенькую историю и нехотя пробурчал:
– Мир полон сюрпризов. Даже среди госслужащих приличные люди еще встречаются. Из всего вашего коллектива реальной сволочью оказался один чокнутый истопник. Недурно, совсем недурно. Хотя, конечно, твой патрон… как его там, Ромодановский?.. тоже повел себя как трус и капитулянт. Если бы не ваш Давид Маркович, еще неизвестно, как бы все обернулось.
– Иохвидсон – обалденный, без вопросов, – подтвердил я. – Но мне теперь кажется, что и шеф придуривался с ним заодно. Они вместе работают в ФИАП лет, наверное, пятнадцать и уж наверняка научились понимать друг друга с полуслова. Думаю, шеф заранее знал, что Дезик поможет мне сбежать, а Дезик знал, что шеф знает. Спектакль они разыграли для отмазки.
– И почему же ты так решил? – с иронией спросил Фишер.
– А вот почему! – К этому моменту я уже понял, что мешало нормально сидеть на табурете. Интересно, когда Лев Львович успел проделать этот фокус? Когда подтолкнул меня к Дезику?
Я привстал, вытащил из заднего кармана джинсов и вручил Фишеру рулончик плотно скрученных купюр, перетянутых аптечной резинкой.
– Двести призовых тысяч, которые пионеры дали за меня. Шеф намекнул, правда, что стою я дороже. Но нам сейчас пригодятся и эти двести. Все-таки я сходил на службу не зря.
Вилли Максович, надо признать, был справедливым командиром.
– Хм. – Он пожевал губами. – Действительно. Стало быть, и твой начальник – человек. Беру слова о нем обратно. Наш инструктор, Тихоныч, тоже был такой. В мелочах зверь зверем, но когда Мишаня Крамер, еще зеленый, приземлился на сосну и сильно поломался, Тихоныч пер его на себе семь километров по лесу – это с его-то грыжей… Короче, строгое дисциплинарное взыскание я отменяю. Хватит с тебя замечания за нарушение субординации. И одновременно выражаю благодарность за взятие ценного трофея. Я-то уже прикидывал, кого брать на абордаж, чтобы выехать за МКАД, но раз мы при деньгах, задача упрощается. Посиди-ка тут, в киоске, а я организую попутный транспорт до Улитина. С такими бабками мы поедем как короли…
Пока Фишер отсутствовал, я со скуки разглядывал в киоске картинки. Торговля прессой у Кругликова шла, как видно, не слишком бойко, и повсюду лежали кипы нераспроданных газет и журналов за последнюю неделю. Я редко обращаю внимание на глянец, но тут деваться было некуда. На обложках таблоидов преобладали портреты. Лидировал, понятно, президент Пронин: анфас, в профиль, в водолазном скафандре, в летном шлеме, на фоне аэропланов, цеппелинов, восходов и закатов. Я знал, что в Кремле работает большая команда художников-«пронистов», которая сопровождает президента повсюду. Потом их литографии официально утверждаются и рассылаются по СМИ, и за каждую картинку авторам через наше агентство капают проценты.
Второе место по количеству обложек обычно занимал – с большим отрывом от Пронина – премьер Михеев со всякими техническими прибамбасами в руках. Однако теперь его здорово потеснил наш новый друг – президент Польши Дудоня. Наверное, к его администрации тоже была приписана группа профессиональных «дудонистов», но, скорее всего, куда меньшая по численности, чем у нас. Поэтому на всех литографиях польский лидер выглядел одинаково: сверху – конфедератка, снизу – пиджак полувоенного покроя, а между ними – волевое лицо-циферблат с жесткими стрелками усов, которые всегда показывали без двадцати четыре.
Прочие персонажи встречались куда реже. Сверчков, например, мне не попался ни разу. Рыбин – всего однажды, на обложке «Воскресного вечера», в окружении матрешек и балалаек. Мэр Масянин для художника журнала «Точка зрения» гордо позировал в строительной каске на фоне парового бульдозера. На первой полосе «Военного ревю» министр обороны Олгой Жавдетович Хорхой высовывался из люка танка «Амрита» и отважно вглядывался в даль. Еженедельники «Время покажет» и «Место встречи» развлекали читателя идейно выдержанными политическими карикатурами: украинский президент Олесь Кривенко изображался тут в виде нищего, который побирается на ступеньках американского Конгресса, а английская премьерша Блинда Мейс – в виде сказочной Алисы, задумчиво кусающей шляпку мухомора цвета британского флага. Из соотечественников карикатуры удостоился только Андрей Наждачный на обложке «Жизненовостей». Голову оппозиционера художник приставил к телу разноцветного попугая лори, а сбоку подрисовал облачко с надписью заглавными буквами без знаков препинания: «ЛОЖЬ КЛЕВЕТА БЛЕФ ЧЕРНУХА». Я вспомнил, как полицаи Эдуардыч и Валера вчера безуспешно ловили австралийского какаду, и мысленно хихикнул…
– Иннокентий! С вещами на выход! – Дверь киоска приоткрылась, и снаружи просунулась рука Фишера. – Давай сюда чемодан, сам бери свой рюкзак и передислоцируйся в направлении норд-норд-вест. Проще говоря, держи курс на белую «газель». Вон, выгляни наружу. Видишь ее?
И я увидел. На брезентовом борту припаркованной
