– Да, но Тюра любили все, в том числе и великаны. И только ему, кроме меня, они вручили свой дар особого зрения. Интересно, а мне кто-нибудь когда-нибудь посвятит триптих? – добавил Мимир, но поспешил снова перевести внимание на изображение перед ними.
– Да. Бог войны… но он сражался за мир. У него была репутация героя и благородного мужа; свою силу он направлял на то, чтобы прекращать войны, а не развязывать их.
– Значит, есть хорошие боги.
– У всех богов есть выбор – служить себе или другим. Тюр выбрал последнее, – сказал Мимир.
Платформа опустилась до второй панели, к которой подбежал Атрей.
– Здесь говорится о местах, о которых я никогда не слышал. Похоже, Тюр любил странствовать.
– Тюр считал, что от войн и хаоса спасет не сила, а разум. А еще он понимал, что знание других культур позволит ему шире смотреть на мир – чего не достичь, сидя на одном месте. Если Один вечно ревниво охранял то, что знал, Тюр был открыт и всегда был готов поделиться своими знаниями и мудростью. Потому смертные и любили Тюра – и приносили ему дары со всего мира.
Платформа доехала до третьей панели, на которой были изображены Один с Тором, стоявшие на помосте, и Тюр, стоявший перед ними со склоненной головой. Атрей осмотрел ее и повернулся к голове Мимира, до сих пор висевшей на поясе отца.
– Так что случилось с Тюром?
– Придя к власти, Один стал считать его угрозой своему правлению. Подозревал, что Тюр принял сторону великанов, вместо того чтобы помочь асам выведать их тайны. Он и меня в этом обвинял, хотя, мне кажется, насчет Тюра он был прав.
– Значит, по-твоему, Тюр помогал великанам?
– Да. Он считал себя ответственным за те страдания, что им причинил Один. Полагаю, они скрыли свой след не без помощи Тюра.
– Пропавшая башня Ётунхейма!
– Именно. Что бы с ней ни случилось, это явно было сделано совместными усилиями Тюра и великанов.
– Но почему Тюр чувствовал себя ответственным за великанов?
– Один обманул его и заставил поверить в то, что добивается мира. Тюр привел Одина в Ётунхейм на переговоры. Великаны поняли, что Один хитрит, и прогнали его из своего мира. Тогда Тор начал уничтожать их при помощи своего молота Мьёльнира, и они ушли из Мидгарда. С тех пор в Ётунхейм не ступала нога ни одного человека и ни одного бога.
Платформа остановилась, и Кратос подошел к дверям.
– Так, и где эта Черная руна, голова?
– Не знаю. Никогда тут не бывал.
Двери распахнулись, и перед ними открылся проход в величественный зал, посреди которого с потолка свисал черный камень.
– Камень! Это должна быть она!
Но едва они приблизились к камню, как вокруг него образовался магический барьер в виде прозрачной сферы, вокруг которой вращались три металлических, украшенных резьбой кольца.
– Ну конечно, – недовольно проворчал Атрей.
Затем из отверстия в полу, из которого выдвинулись кольца, показалась рука. Ухватившись за камень, она замерла, и над отверстием показалась голова драугра. Когда создание вылезло целиком, за ним последовало еще одно, двигающееся быстрее первого. За этими вылезли еще три драугра.
Кратос бросился на них без промедления. Дюжина взмахов топором – и от драугров остались только усеявшие пол разрубленные останки.
– Ты же не думал, что будет так просто? – спросил Мимир.
– Нет, – согласился Атрей, но пробормотал под нос: – Может, надеялся… Так что теперь? – спросил он отца.
Кратос стоял перед нишей со статуей горного тролля.
– Король Камнебород, – сказал Мимир.
– Король? – удивился Атрей.
– Ну да, объявил себя королем, а никто из других троллей с ним спорить не посмел.
Из зала вел узкий коридор, пройти по которому Кратос мог только боком. Теперь впереди двигался Атрей, держа наготове свой нож и зная, что отец не сможет защитить их в таком тесном месте. Так они вышли в сокровищницу, битком набитую диковинками со всего известного света.
– Ого, – пробормотал Атрей, разглядывая золото, серебро и драгоценные камни.
Никогда еще он не видел такого великолепия. У него разбегались глаза. С самого детства он жил в простой и суровой обстановке. О том, что в мире существуют настолько поразительные вещи, ему не рассказывала даже мать. Его внимание привлекла одна странная штуковина, лежавшая на ближайшем столе, и он подбежал к нему, чтобы рассмотреть ее поближе.
– Ты только посмотри!
Кратос между тем подошел к другому столу в поисках чего-нибудь полезного. Взяв в руки круглую бутылку и повертев ее, он кинул ее через плечо на пол. За ней та же участь ожидала вытянутую вазу. Разглядев глиняную флягу со знакомыми узорами, Кратос выхватил ее из кучи сокровищ, вытащил пробку из горлышка и принюхался. Губы его растянулись в улыбке. Снова закупорив флягу пробкой, он засунул его за пояс.
И тут его улыбка погасла.
На двойной подставке стояли две греческие вазы с характерной чернофигурной росписью. На первой изображалось восстановление разрушенного греческого здания. На второй на куче расчлененных тел горделиво красовался спартанский воин.
Подойдя поближе Кратос увидел, что необычно бледное тело воина украшают татуировки в виде алых полос. На вазе был изображен воин Афины, устремляющий яростный крик в небеса. Лицо Кратоса посуровело. Это был он сам – запечатленный в то время, когда его боялись и ненавидели во всех известных ему землях, и когда он совершал подвиги, которым позавидовали бы все боги. И все же его изобразили чудовищем.
Атрей, не видя сосредоточенного лица отца, подошел к нему сзади, чтобы похвастаться головным убором фараона, не по размеру большим и болтающимся из стороны в сторону на его голове.
– Что ты нашел?
Махнув рукой, Кратос швырнул вазы с их подставок, прежде чем сын успел их увидеть. Они упали на пол и разлетелись на тысячи осколков. Он не хотел слышать никаких вопросов о покинутом им мире. Как объяснить сцену, которую он увидел на этих вазах? Какое оправдание подыскать зверствам, навечно запечатленным в обожженной глине?
– Что там было? – спросил Атрей, с недоумением поглядывая на озабоченное лицо отца.
Глава 41
Оставив сокровищницу, они перешли в другое просторное и круглое помещение. На дальней стене их внимание привлекли изображения двух огромных волков, стоявших на скалистом выступе среди густого леса.
– Волки-великаны, Сколь и Хати, – пояснил Атрей.
Кратос посмотрел на зверей, смутно что-то ему напоминавших. Перед его внутренним взором молнией промелькнул его собственный образ в греческом одеянии. Его увлекал за собой черный волк с горящими глазами, а по сторонам скакали другие волки. Неужели эти самые создания доставили его в эти земли? Он не помнил, чтобы они были такими большими. Напавшие на него звери определили его судьбу против его воли. Но с какой целью? Что он значил для этой земли?
– Да, верно. Погонщики дня и ночи. Согласно пророчеству Рагнарек начнется, когда они поймают солнце и луну.
