— Что-то ты слишком бойко разобралась с чужими проблемами, Анриетта, — хмыкнула Валентина, — словно сама вот-вот станешь мадам Фолье.
— Боже меня упаси. Никогда бы не вышла замуж за этого зануду.
— А как же двое детей? — припомнила ей кузина и рассмеялась.
— Да ну тебя, — отмахнулась та, — давай лучше подумаем, когда поедем в гости к мадам Маршалл.
— Сегодня уже поздновато для визита. Может быть, завтра?
— О, завтра Луи занят. Впрочем, спрошу у него. Он никогда не был в особенном восторге от мадам Маршалл.
— Почему?
— А почему все должны быть от нее без ума?
На этот вопрос Валентина ответить не смогла, поэтому просто пожала плечами.
— Не знаю. Я думала, тут есть какая-то причина.
— Причина есть. Мадам Маршалл слишком властная женщина, а он таких не любит.
— Значит, мы поедем вдвоем?
— Наверное. Если Луи не захочет.
— Что-то подсказывает мне, что он не захочет, — съехидничала девушка.
Как она и предполагала, Луи ехать в гости решительно отказался, сославшись на обилие дел, которые у него скопились и которые нужно было срочно решить. Прямо завтра. Но против их визита он не возражал, только заметил:
— Поезжайте, но возьмите с собой Годье. И пусть он прихватит ружье. Вы, надеюсь, не забыли, что произошло совсем недавно?
— Разумеется, нет, — возразила Анриетта, — но брать Годье, да еще и с ружьем… Ты что, издеваешься? Он ведь либо нас пристрелит, либо сам застрелится.
— Не выйдет, — Луи фыркнул, — он промахнется.
— Тогда зачем вообще брать его с собой? — недоумевала Валентина.
— Он как-никак мужчина. А мужчина с ружьем уже является предостережением.
— Старый болван с ружьем, — тихо пробормотала Анриетта, — пусть лучше возьмет палку поувесистее. Тоже страшно, но в это случае я смогу вздохнуть спокойно.
— Ладно, успокойся. Ничего Годье не натворит. Пусть только не убирает ружье с предохранителя.
— Господи, Луи! Да ни он, ни я не знаем, что это такое.
Валентина не выдержала и рассмеялась.
— У меня есть предложение, которое всех устроит. Давайте вообще не будем заряжать это злосчастное ружье.
На что Луи заметил, что лучше уж тогда взять палку.
На другой день кузины сидели в пролетке со старым лакеем, в руках у которого все-таки было ружье и как говорил Луи, оно было заряжено. Валентина не обращала на это внимания, а Анриетта всю дорогу подозрительно на него косилась.
Старый Годье устроился рядом с кучером. По пути он громко жаловался на ухабы, ямы и собственный радикулит. Ружье он держал подмышкой, словно веник, так что опасения Анриетты были вполне реальны.
— Он поставил его на предохранитель? — вполголоса поинтересовалась Валентина у кузины.
— Даже думать об этом не хочу. Иначе заберу у него это проклятое ружье и выброшу в ближайшую канаву. Видеть его не могу.
— Все-таки, держит он его весьма оригинально.
Анриетта презрительно фыркнула.
— Может, ему повезет, и он напугает им каких-нибудь несмышленых младенцев.
Мадам Маршалл встретила гостей очень сердечно. Отсутствие Луи она, конечно, заметила, но тактично не стала выяснять, что к чему. Анриетта сама сказала об этом.
— Мне очень жаль, сударыня, но мой муж не смог поехать с нами. Ему было очень неловко, но дела…
— Я понимаю, — кивнула Элен, — у мужчин всегда есть какие-то дела. Жаль, конечно, но с другой стороны это даже хорошо. У нас собралось исключительно женское общество. Как ваше здоровье, Тина? — спросила она, поворачиваясь к Валентине.
— Прекрасно, — отозвалась та, — честно говоря, я почти забыла об этом.
— Я вижу, вы приняли меры предосторожности, — слегка улыбнулась хозяйка, бросив короткий взгляд на пролетку.
— Меры, — пробурчала Анриетта себе под нос, — да, вот оно сидит, наше пугало. И всем сразу стало невыносимо страшно.
Они засмеялись.
— Прошу вас, — пригласила их Элен в дом.
Гости прошли вслед за ней в гостиную, где расселись в мягкие кресла. Валентина с любопытством осматривалась по сторонам и нашла, что у Элен очень уютно и мило.
— Я хочу познакомить вас со своими детьми, — сказала Элен, — сейчас гувернантка приведет их.
В самом деле, через несколько минут в гостиную вошла женщина, держа за руки двух симпатичных детей. Старшая, Энн, была очень похожа на мать. Те же черные прямые волосы, заплетенные в две скромные косы, то же спокойное и уверенное выражение серых глаз. Младшему Томми было всего пять. Пышные, вьющиеся каштановые волосы и озорные синие глаза намекали на непокорный и непоседливый нрав, а также вздернутый веснушчатый нос и исцарапанные руки с коротко остриженными ногтями.
Энн присела перед гостями. Томми неуклюже шаркнул ножкой и счел, что обмен приветствиями закончен. Выдернув свою руку у гувернантки, он прошелся по гостиной, рассматривая гостей без малейшего смущения, а потом подошел к Валентине.
— А у меня что-то есть, — сказал он, — хотите, подарю?
Девушка улыбнулась. Ее опыт общения с детьми был очень мал. А если быть совсем точным, то его вообще не было. Но все-таки она рискнула ответить:
— А что это?
Мальчик сунул руку в карман и довольно долго там рылся. При этом его лицо покраснело от усилий, словно карман был бездонным. Но наконец он выудил оттуда какую-то круглую и блестящую штуковину и показал ее Валентине:
— Вот.
— О-о, — протянула она, рассматривая ее и не понимая, что же это такое, — какая красивая. Ты и в самом деле хочешь мне ее подарить?
— Ага, — кивнул Томми и сунул подарок ей в руки.
— Боже мой, — проговорила Элен, шагнув вперед, — Томми…
— Что? — спросил тот, предусмотрительно отойдя подальше и зайдя за спинку кресла гостьи.
— Где ты это взял?
— Нашел.
— Я всюду ее ищу! Скажи мне, когда ты успел ее открутить?
Валентина сдержала улыбку.
— Все-таки, что это? — спросила она, протягивая хозяйке занятную штуковину.
— Крышка от чайника, — пояснила та, — очень старого. Подарок моей матери на свадьбу. Говорят, ему уже почти двести лет. А этот сорванец…, - не договорив, женщина строго посмотрела на сына.
Тот совсем спрятался за креслом.
— Двести лет чайнику? — прошептала Анриетта еле слышно.
— Но ведь ее можно приладить назад? — спросила Валентина.
Элен пожала плечами и положила многострадальную крышку на стол. Подозрительно взглянула на сына и переложила ее на каминную полку. Валентина не выдержала и фыркнула.
— Он всюду сумеет залезть, — пояснила Элен, — редкий непоседа. Совсем как Джим.
— А дядя Джим не стал бы на меня ворчать, — отважно подал голос Томми, причем, из-под стола, куда успел залезть, пользуясь тем, что внимание остальных было отвлечено.
— Если ты будешь так плохо себя вести, я тебя ему подарю, — пригрозила Элен.
Эта угроза нисколько не огорчила Томми. Он отозвался:
— Вот здорово!
— Не сомневаюсь, что ты-то будешь рад. Дядя Джим — нет.
— Почему? — искренне удивился мальчик.
— А зачем ему такой обормот, как
