Логика иногда бывает совершенно беспощадна.
– Но я могу быстренько позвонить, – не сдавался я. – Могу оставить им сообщение с таксофона или отправить письмо по электронной почте…
– Нет! – Нелл перебила меня так резко, что Жаба подпрыгнул. Летучий кот парил за спиной дяди Барнабаса. Его огромные глаза не мигали и будто высматривали врага. Когда дядя Барнабас обернулся, кот тут же упал на холмик земли, покрытый засохшей травой.
– Ты ни с кем не можешь связаться. Как только мы выехали из Редхуда, я наложила на тебя чары. Никто не сможет тебя найти или узнать, пока ты сам себя не обнаружишь.
– Никто-никто? – спросил я. Люди обычно не стеснялись фотографировать членов моей семьи и отправлять снимки в газеты или выкладывать в интернет. – Но ведь стоит кому-нибудь опубликовать всего одну мою фотографию…
– Все увидят мои чары, а не твое лицо, – сказала она, сверкая глазами из-под очков. – Это что-то вроде волшебной маски. Не волнуйся, у тебя теперь огромный нос и крошечные глазки.
Я вздохнул.
– Ну, хуже явно не стало. Все говорят, что я просто вылитый двоюродный прапрадедушка Икабод, а он был похож на бешеную белку.
Нелл громко засмеялась, но тут же прикусила губу, пытаясь сдержаться. Она снова села, на этот раз – на другой конец дивана, подальше от меня.
– Ну, пожалуйста, – сказал я. – Мне нужно чем-то заняться. Дайте мне какое-нибудь дело.
Что угодно, лишь бы не думать о том, что во мне кто-то сидит.
– Ну, хорошо. Думаю, ты можешь поискать подходящий сосуд, чтобы мы могли переместить туда демона, – сказал дядя Барнабас.
– И все? – спросил я. – А как насчет отрывания крыльев в полете? Я могу попытаться. Что для этого нужно? Пинцет?
– Это у нас уже есть, – ответила Нелл. – Так что уймись.
Я чувствовал, что мой голос дрожит:
– Ладно… Но что, если демон восстановит силы раньше, чем мне исполнится тринадцать. Я имею в виду, до моего дня рождения?
– Что ж, тогда и будем с этим разбираться, – сказал дядя Барнабас. – А сейчас ты должен поверить в этот план. И, главное, ни при каких условиях не пытайся связаться со своими близкими.
Я кивнул и вытер кровь со щеки. Руки и лицо болели, все в порезах от осколков.
– Кажется, я просил тебя насыпать соли, – сказал дядя Барнабас, поворачиваясь к Нелл. Она отошла, держа Жабу на руках и поглядывая на нас из-под очков. – И принеси, пожалуйста, заживляющую мазь, хорошо? Мы же не можем допустить, чтобы наши гости разгуливали в синяках и порезах.
– Но…
– Прямо сейчас, Корнелия. И не забудь про зеркала.
Разочарованно вздохнув, Нелл вскочила. Она прекрасно поняла, что на самом деле ей велели покинуть помещение. Она сняла со шкафа серебряную баночку и чуть ли не швырнула ею в меня.
Крышка отскочила, я почувствовал приятный запах алоэ и мяты. Зачерпнув светло-розовый крем, я начал смазывать им лицо и руки. Через минуту боль исчезла, а раны начали затягиваться. Я снова не мог поверить своим глазам.
Невероятно. Это было просто… невероятно.
Нелл отошла подальше и подхватила с пола ведро, которое к моему изумлению опять оказалось целым. И только тут я заметил, что звездочки с ее волос осыпались на пол.
– Ну и пожалуйста, – прошипела она, прижимая к груди ведро.
Господи, да что я за придурок! Даже спасибо не сказал, а ведь она спасла мне жизнь! И меня тут же подкосила мысль, что ей пришлось меня спасать, пока я валялся на полу, как дохлая креветка. У меня, между прочим, тоже есть гордость. К счастью, не слишком много. Но я не успел поблагодарить Нелл: она умчалась, крикнув:
– Жаба, за мной!
Кот полетел за ней, но тут же вспомнил, что тут есть свидетели, и попытался сделать вид, что он не летит, а совершает невероятно длинные прыжки. Но дядя Барнабас и этого не заметил. Даже после того как они ушли, ярость Нелл продолжала облаком висеть в дверном проеме.
Я подождал, пока скрип ступенек стихнет, и спросил:
– Зачем вешать маску на окно?
– Чтобы отпугнуть других пиявиц, которые захотят добраться до тебя или отнять силу душегуба, – ответил дядя Барнабас.
– Вы действительно думаете, что мы выиграли немного времени? Эта тварь забрала у него достаточно сил, чтобы что-то изменилось?
– Надеюсь. Думаю, скоро мы это узнаем, – сказал дядя Барнабас. – Я, конечно, понимаю, что у меня нет права так говорить, мы ведь едва успели познакомиться, но… Я горжусь тобой, ты очень мужественно перенес испытания.
Я горжусь тобой. Интересно, когда я слышал что-то подобное в последний раз? Несколько лет назад. Давно. Мы были дома, и у Прю случился приступ. Я позвонил правильным людям в правильном порядке, и диспетчер службы экстренной помощи объяснила мне, как сделать сердечно-легочную реанимацию.
Я ответил дяде:
– Спасибо.
Но думал я вот что: «Все это очень тяжело. Я нервничаю. И не понимаю, как могу одновременно быть и радушным хозяином, и тюрьмой для этого демона».
«Я-то уж тем более этого не понимаю!»
– Заткнись, – проворчал я.
– Прости, что? – моргнул дядя Барнабас. – А! Он с тобой разговаривает?
«Ум этого человека грандиозен, как огарок свечи. Вот бы он не был таким болваном…»
– Знаешь, – прервал его я, – твой пижонский язык никому не нравится.
– Что он говорит? – допытывался дядя Барнабас. – Что-нибудь насчет проклятия?
«Подлец с грязным языком! – выругался Аластор. – Не смей говорить со мной на языке простолюдинов. Я твой повелитель! Я великий князь…»
– Ты великий придурок, – ответил я и повернулся к дяде. – Нет, правда,
