И пусть тогда я не знала правду, но я должна была ее выяснить. Настоять на ответах. Но вместо этого я купилась на ложь и напрасные надежды и помогала эту ложь распространять.
Мне нужно было подвергать сомнению всe. Даже собственные слова.
Да, вина за это лежала на тех, кто придумал это страшное место и теперь им управлял, – не на мне, но всe-таки я была соучастницей. И поэтому теперь я в ответе за то, чтобы восстановить справедливость. Моей целью стали Руби и Лиам, желание обелить свое имя и добиться справедливого наказания для тех, кто организовал взрыв в Пенсильванском университете и погубил столько людей. Но как же эти дети? Неужели важнее доказать собственную невиновность, а не добиться справедливости для жертв той самой системы, за место в которой я так цеплялась?
Система вовсе не дала сбой. Она работала в полную силу – против нас. Теперь я поняла это так ясно. Мы никогда не получим компенсацию за то, что сделали с нами, если только сами ее не возьмем. А нам никогда не представится такая возможность, если мы будем скрываться или безуспешно пытаться сотрудничать с теми, кто медленно, упорно, пытается нас незаметно уничтожить.
Не знаю, куда это приведет, но я не отступлюсь. И кто-то обязательно ответит за случившееся.
Одна девочка постарше вышла вперед, прошлась перед остальными. Она ухмыльнулась, оглядывая нас с ног до головы. Роман попытался заслонить нас с Приянкой, но я потянула его назад.
– Попробуйте, – предупредила я их. – Но вы пожалеете.
В таких местах царили законы стаи. Сильные поднимались на верхушку, добиваясь своего злобой и настойчивостью, а те, кто принимал свою слабость, передавали вожакам контроль над своей жизнью. Даже в Каледонии, где все действия были расписаны по минутам, а система наблюдения контролировала каждый закоулок, подобное всe равно проявлялось в мелочах.
– Вот так, значит? – растягивая слова, проговорила эта девочка. Ее грязная кожа была смуглой. Свои нечесаные длинные волосы она скрутила в узел. Судя по росту и фигуре, я бы дала ей шестнадцать, может, семнадцать.
В ее ладонь скользнула деревянная палочка, которую она до этого прятала в рукаве форменной рубашки. Судя по заостренному концу, это был колышек для палатки. Но я смотрела не на него, а на ее руку, на которой не хватало безымянного и среднего пальцев. Узловатые шрамы на костяшках свидетельствовали о том, что родилась она с нормальной рукой.
Как только я заметила эту травму, уже было невозможно не замечать подобных деталей и у других детей. У каждого были свои шрамы: порванные мочки ушей, выбитые зубы, пустые глазницы, едва прикрытые полоской ткани.
Приянку угроза, похоже, не впечатлила.
– Что тебе проткнуть: горло или почку? Есть предпочтения? – спросила девочка, похлопывая рукой по своей палке.
Роман окинул ее ленивым взглядом.
– А ты как думаешь, Док? – Девочка обернулась к другой, стоявшей поодаль. Под ее коротко стриженными волосами виднелся ярко-красный послеоперационный шрам. Док подошла и наклонила голову набок, разглядывая нас.
– Сначала сломайте мелкую. – Ее голос звучал сонно, почти скучающе. – Те двое любят ее и будут защищать. Они сделают все, что вы скажете, если вы будете ей угрожать, но сама она подчинится вам, только если вы причините ей боль.
– Хм, – заговорила Приянка. – Не знаю, какую школу для злодеев вы закончили, но все знают, что так подробно раскрывать свои гениальные злодейские планы нужно после того, как начнете воплощать их в жизнь.
Первая девушка фыркнула, но когда она открыла рот, слова заглушил громкий звон.
«Пси», столпившиеся вокруг нас, начали расходиться, заторопившись к своим палаткам. Оттуда высыпало еще больше детей, и все они поспешили к какому-то месту, которого мы не видели.
– Пойдем, Милашка, – прогудела девочка с сонным голосом, отступая. – Разберемся с ними потом. Ты же понимаешь, что будет с остальными, если ты не появишься. Пусть эта мелочь пока поживет в страхе.
– Кто же будет вас бояться после таких предупреждений! – хмыкнула Приянка.
Первая девушка – Милашка – помедлила, но потом спрятала свое оружие снова в рукав, повязав на предплечье полоску ткани, чтобы его зафиксировать.
– Лучше слушайся свою нянечку, – сказала я.
Звон смолк так же внезапно, как и начался. Перед тем, как отправиться следом за подругой, Милашка вытянула в мою сторону палец, словно о чем-то предупреждая.
Я тоже ткнула в себя пальцем.
– Что? Хочешь, чтобы теперь я была твоей нянечкой?
– Вы двое удручающе хорошо умеете находить себе врагов, – вздохнул Роман, наблюдая за тем, как обе девушки пробираются между палатками.
– Мы, как могли, старались тебя развлечь, – сообщила ему Приянка. – Так, и что же там ожидается?
Вопрос был адресован мне, как единственному знатоку лагерей «пси».
– Понятия не имею. У нас в лагере сигналы звучали только во время побудки и…
Ох.
– Что? – переспросил Роман.
– Перед едой.
В Каледонии разные корпуса приводили в столовую по очереди. Выстроившись в молчаливую ровную очередь, мы подходили к раздаточному окну и получали одноразовую тарелку с каким-то месивом. Даже если кто-то доедал раньше, все сидели, пока не звучал сигнал, означавший, что нам позволено выйти, после чего мы бросали тарелки и пластиковые стаканчики в мусорные баки, стоящие у входа. Дети, чьи комнаты дежурили в этот день, оставались, чтобы протереть и продезинфицировать столы под пристальными взглядами СПП. Все это выглядело аккуратно и упорядоченно, как военная операция.
В этой адской дыре приемы пищи были организованы… иначе.
– Что происходит? – выдавила Приянка. – У меня галлюцинации? Это безумный сон?
Примерно в центре наиболее крупного скопления палаток в земле были установлены четыре внушительных люка. Мы подошли как раз вовремя, чтобы увидеть, как их крышки резко распахнулись, забрызгав грязью лица детей, которые уже собрались вокруг. В люках появились подъемные платформы, на которых стояли ящики. Похоже, что в них лежали готовые пайки, которые поставляла ООН. Такие же раздавали жителям, как только ООН взяла под контроль ситуацию в стране.
