— Мама, я обязательно вернусь.
_________________________
* Уильям Шекспир
Глава 14
— Пришли… Разбудили… Вымыли зачем-то…
(м/ф «КОАПП»)
— Да что у вас здесь творится?!
— Ты что, не видишь? Творится любовь…
(м/ф «Унесенные призраками»)
Он внезапно открыл глаза среди ночи и удивился: вроде спал крепко, а тут раз — и сна ни в одном глазу. Ощущение полного умиротворения. Голова не затуманена дремотной мутью. Свежа, ясна, бодра. Такое бывало пару раз в его жизни, но так давно, что причину и не вспомнить. Единственно, в чем ощутил дискомфорт — это боль в спине. Словно долго лежал в одной позе без движения. Мышцы неприятно ныли, ягодицы онемели. Пошевелившись, беззвучно охнул — крестец прострелило, будто иглой прошило. Массируя затекшую поясницу, поднялся, принимая сидячее положение. Вот тут-то и обнаружил дополнительные странности в своем состоянии: он в одних пижамных штанах; во рту горечь с привкусом мяты; горло першит и требует влаги, а губы сухие и обветренные. Ко всему прочему от него исходит аромат вишни с чем-то… Он не разобрал, сколько ни принюхивался к коже на своем предплечье. Приятно, но… Откуда?
Глаза нехотя привыкали к темноте. Маленький огонек в лампе на столике абсолютно не справлялся со своей задачей по освещению пространства комнаты.
Кто заходил к нему в спальню? Зачем оставили гореть светильник? И вот убейте, совершенно не помнил, чтобы ложился в постель полуголым!
Размял шею, пытаясь воскресить в памяти события, предшествовавшие тому, как ночные духи сновидений накрыли его пологом покоя. Да, да, те самые, мягкие и пушистые, о которых ему рассказывала в детстве мать. Они смыкают детям и взрослым веки невидимыми ладошками и насылают сказочные грезы. Никаких видений-снов в этот раз он не… Как же, видел!
Видел! Очаровательную девушку! Ту, что вошла в его сердце. Ту, о ком думал постоянно, ежечасно, ежеминутно. С чьим именем на устах засыпал и пробуждался. Анна. Любимые глаза. В них необъяснимая мука. Почему? О чем она говорила ему с лицом, искаженным беспокойством и безмерным отчаянием? Плакала, молила — но он не понимал её, не разобрал ни слова. Тревога и раскаяние всколыхнулись в груди. Сколько дней он ей не писал, окунувшись в проблемы дома и сумасшествие, связанное с прибытием гостей и этим, будь он неладен, балом?!
А следом обожгло воспоминанием: таурон… пожар в библиотеке… рухнувшая балка!
Силился выковырять из головы последующие события, но тщетно. Полная амнезия. Невольно принюхался к воздуху в помещении: ничего даже отдаленно похожего на запах гари он не почувствовал. Странно. Как успело за такой короткий промежуток времени все выветриться? В поисках ответа машинально перевел взгляд на окно и дернулся от неожиданности. На самом краю кровати, спиной к нему, кто-то лежал. Этот кто-то… Хозяин апартаментов пригляделся и изумился еще больше — женщина… Благополучно почивала, заняв треть его ложа. Отвоевав у владельца постели малую часть одеяла, умудрилась натянуть его на плечи и голову. На что, видимо, хватило.
«В одежде на белых простынях!» — в нем возмущенно вякнул педант.
«Округлость бедра приятна глазу», — констатировал эстет, обласкав фигуру оценивающим взором.
И тут же здравомыслие врезало хороший подзатыльник: «Стыдись!»
Он, и впрямь устыдившись своего низменного любопытства, стушевался как юнец, протянул руку к незнакомке с целью разбудить и… И что? Отчитать за неподобающее поведение? Полюбопытствовать, какого демона она здесь делает? Узнать, в конце концов, кто это?
«Кто же решил покончить со своей репутацией?!» — захлебнулся в недоумении поборник нравов.
С опаской покосился на закрытую дверь спальни, прислушался, и мысли лихорадочно заметались, вычленяя из всех приглашенных в поместье молодых особ. А заодно и не молодых, но рьяных. Словно наяву перед глазами с томной улыбкой и алчностью во взоре встала баронесса Сент-Олер. Дама, скрывающая свой истинный возраст и имеющая неодолимое желание выйти замуж. Его передернуло от отвращения. Запоздало спохватился: что если свидетели уже стоят со свечами перед его покоями, ждут момента, чтобы войти под предлогом поисков чьей-то дочери, покинувшей среди ночи свою постель? Ах, она у вас! И надо же, вы в одних исподних! О, какой пассаж!
А в храме уже ждет жрец, дожидается. На алтаре чаши со свадебным вином с места на место в нетерпеливом волнении переставляет… Тьфу! И поди ты докажи, что спал и знать не знал, ведать не ведал о проникновении дамы в его логово.
Паршиво, гадко стало на душе от такого предположения. Поползут слухи… Несчастный схватился за голову и чуть не застонал. Не поползут — полетят, опережая самых быстрых мышей-почтальонов! А когда достигнут Бережин, нетрудно представить, как поступит Аннушка, узнав подобные новости. Больше всего на свете он не хотел причинять боль любимой, но и себя выставлять дураком не собирался.
Повременил пока будить женщину. Шум поднимет — блюстителям морали верный сигнал. Неплохо бы сначала осторожно разведать обстановку за пределами его апартаментов.
Спустил ноги на пол, рывком поднялся. А колени возьми и подкосись. Плюхнулся обратно, с удивлением глядя на свои нижние конечности. Вообще перестал что-либо понимать. Что за беда? Отчего слабость такая? Что с ним случилось?
Не мог же он отравиться дымом до потери памяти? Или мог?
За спиной тяжело вздохнула во сне незнакомка. Маленькая ножка в светлом чулке выглянула из-под подола темного платья, показав хозяину апартаментов лишь изящную узкую ступню до щиколотки. Несколько раз трогательно сжала и разжала пальчики. Его как магнитом потянуло прикоснуться к ним, помассировать, согреть в ладонях…
Отвернулся, избавляясь от наваждения. Необъяснимое желание не поддавалось осмыслению, и злость, что начала стихать, вспыхнула с новой силой.
«Вот еще напасть на мою голову!»
Доковылял до гардеробной и, рывком сдернув с крючка халат, надел. Фитиль в лампе тоненько зашипел, затрещал и потух, выпустив напоследок струйку прогорклого дымка. Как некстати!
Пока пальцы нервно вязали узлы на поясе, пытался впотьмах разглядеть спички на прикроватном столике. И не находил. Раздражение готово было выплеснуться в заковыристое ругательство.
Дверная ручка от нажатия на нее издала глухой щелчок. Створка и раскрыться-то полностью не успела,