Хозяин покоев от ужалившей его досады — как чувствовал! вот тебе и явились… с-свидетели — ринулся, сжав кулаки, на отступающего вглубь гостиной визитера, пока тот не уперся спиной в резную этажерку.
— Рич?.. — хриплым голосом, полным безграничного изумления и радости, выдал… кузен.
— Чтоб ты провалился, Лео, какого ты шарахаешься по чужим спальням среди ночи? — от души отчитал виконта граф, выдохнув с облегчением.
— Пришел тебя проведать, — растерялся тот, при этом во все глаза жадно рассматривая Рихарда, как если бы давно не видел. — Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?
— В… три часа ночи ты пришел справиться о моем здоровье?! — возмущенно прошипел Моран, метнув взгляд на часы на каминной полке.
— Ну да, — ответил тот как само собой разумеющееся. — В это время я её сменяю. Приходится, иначе она доведет себя до полного изнеможения. — При этих словах он посмотрел поверх плеча графа в сторону спальни, давая понять, кого пришел сменять.
— Не понял, — откровенно обалдел его сиятельство, услышав подобное заявление от родственника, — вы еще и очередность установили?! — Вот уж чего не ожидал от братца и… Стоп! Его осенило догадкой: уж не девица ли Бикерстафф сейчас мирно посапывает на его ложе? — Так это в моей постели… Подожди, подожди! — остановил он оправдания Карре, выставив перед собой руки, и отошел от него на два шага, словно боялся заразиться тем же безумием, что несло от слов молодого человека.
Но безумным на тот момент Леонард отнюдь не выглядел, скорее потерянным каким-то. Таким он видел его один раз — в детстве, когда от маленького виконта сбежал лягушонок и «утонул в пруду».
Уж не колдовским ли чарам подвергся брат? И как давно он чудит? Рихард с подозрением вгляделся в лицо собеседника. Когда это началось? И почему он не заметил происходящих с ним изменений? Но даже если так, то как понимать спящую в соседней комнате виконтессу? Безумие заразно?
— Лео, ответь мне на один вопрос: что она здесь делает? — поинтересовался граф у брата тоном, как если бы говорил с душевно больным, и демонстративно ткнул пальцем себе за спину в сторону спальни.
— А что она там делает? — Вопрос Морана смутил и озадачил виконта.
— Кто позволил ей здесь быть? — отчеканил тот членораздельно.
— Да, собственно, она и не спрашивала… А что случилось?
— Начнем с того, — не сдержавшись, повысил голос его сиятельство, — что я практически голый, и если её увидят в моих покоях, на моей кровати — это будет скандал!
— Какой скандал? Не могу понять, о чем ты?
Рихард нервно потер шею. Складывалось ощущение, что разговор ведется на разных языках, либо кто-то из них двоих каким-то немыслимым образом овладел за короткий срок неизвестным диалектом триберийского, и оттого они перестали понимать друг друга.
— О том, что отец, тётка, братья этого прелестного создания консервативны до неприличия! Послушай, Лео, тебе улыбнулась удача встретить замечательную девушку… И то, что вы тут вытворяете… Все это не укладывается у меня в голове.
— Чей отец, чьи братья? — еще больше растерялся виконт.
Рихард понял, что начинает терять нить разговора, и замолчал, не находя больше слов. Голова слегка кружилась. Надо заканчивать с этим фарсом. Он устал от этого странного спора. От тупости дорогого родственника. От ситуации в целом.
Вздохнул, прикрыв глаза, и обессилено упал в кресло.
— Уходи. Забирай свою спящую красавицу и проваливай из моих покоев.
Радость Лео от пробуждения кузена вмиг сменилась обидой и непониманием. Он так старался совершить для него по-настоящему благородный поступок. Чуть коня не загнал, летел за той, о ком бредил умирающий, чтобы как можно скорее доставить её в Виннет, а он очнулся и… не рад сюрпризу? Не рад Анне?
— Я тебя не узнаю, кузен. — Моран на эти слова скептически скривился: кто кого не узнает, еще вопрос. Но виконту было не до гримас милорда. — Упавшая балка отшибла тебе память? Или ты, оклемавшись, вдруг понял, что ошибался, назвав эту девушку своей любимой и забрав её сердце? Морочил ей голову? Неужели эти десять дней забвения, в котором ты провалялся, изменили тебя, превратив в последнего мерзавца?
— Какое сердце? Что ты несешь? Я с ней и пары слов не обмолвился за все время. — Рихард скривился, будто у него разом заболели все зубы. — Какой любимой? — Вдруг глаза графа округлились, а брови поползли вверх. — Сколько провалялся?!
Леонард нервно хохотнул. Очевидное недоразумение между ними выглядело со стороны идиотской комедией, которую разыграли два бездарных актера. И тут, заметив в темном дверном проёме спальни отчаянно зевающую в кулачок заспанную бессу, протянул насмешливо:
— А я понять не могу: что за ахинею несусветную ты тут несешь? Про приличия. Про скандал. Да об одной ли и той же особе мы с тобой толкуем, милейший?
— Лео, что ж вы так орете? Весь дом разбудите, — неожиданно раздался тихий с хрипотцой голос за спиной Рихарда, открывшего рот для хлесткого ответа кузену.
— Нет, если ты передумал, я с удовольствием пересмотрю кандидатуру на роль госпожи Карре, — не обращая внимания на укоризненно-красноречивый взгляд девушки «я кому говорю!», продолжал ёрничать виконт, наслаждаясь вытягивающейся физиономией бывшего больного. — Аннушка, зачем он тебе такой нужен — ушибленный на всю голову?
Та моргнула непонимающе и уставилась на высокую спинку кресла, над которой виднелась только чья-то темная растрепанная макушка. До её сознания медленно доходило, что не такая уж она и неизвестная, эта макушка, а очень даже знакомая! До кома в горле, до судорожного вздоха, до жжения от слез в уголках глаз. До готового сорваться вскрика радости.
Разбуженная далеко не тихими голосами неизвестных спорщиков, что, забыв о деликатности, имели наглость устроить в гостиной пострадавшего настоящую свару, она скатилась с постели и, смаргивая сонную пелену с глаз, поспешила прекратить это вопиющее безобразие. И когда из кресла медленно, очень медленно стал подниматься хозяин темной всклокоченной шевелюры, у неё ослабли ноги. Сомневаясь в своем рассудке, оглянулась назад — постель пуста. Руки безвольно повисли вдоль тела. Она проспала его пробуждение! Не почувствовала, не услышала! И даже когда сползала с ложа, не обратила внимания,
