Не успели они сесть, как вдруг факелы потускнели и из дверей полился странный свет, жуткий, мутный, гибельный, как тот, что некогда видел Гро, когда Король Горайс XII впервые колдовал в Карсэ. Кориниус не успел сесть. Он стоял во всем своем величии в синем плаще и посеребренной кольчуге. Красивая корона Демонланда, которой Корсус был принужден короновать его в ту знаменательную ночь в Аулсвике, сверкала на его светлых кудрях. Каждая черта его крупного тела дышала молодостью и жаждой жизни, на обнаженных мускулистых руках красовались золотые браслеты, но в странном потустороннем свете его бритый подбородок окрасился смертельной бледностью, а губы потемнели дочерна, словно он принял яд.
– Вы уже видели этот свет? – воскликнул он. – Это тень на солнце нашего могущества! Молот судьбы поднят. Пейте вместе со мной за успех нашего Короля, который борется с роком.
Все сделали по большому глотку, и Кориниус предложил:
– Давайте передвинем чаши так, чтобы каждый допил за своего соседа. Этому старому обычаю Корунд научил меня в Бесовии. Скорее, ведь на весах судьба Колдунии.
Он подвинул свою чашу Зенамбрии, которая выпила до дна. И все стали передвигать чаши и осушать их, кроме Корсуса. Когда сын Кориниуса передвинул к нему свою чашу, глаза Корсуса расширились от ужаса.
– Пей, о Корсус, – сказал Кориниус, и закричал, когда старый лорд продолжал колебаться: – Что с тобой, ты выжил из ума? Смотришь на доброе вино, как бешеный пес на воду.
В это мгновение потусторонний свет погас, как задутый ветром светильник, и только пламя факелов и погребальных свечей отражалось на пирующих. Кориниус повторил:
– Пей.
Но Корсус сел, не притронувшись к чаше. Кориниус открыл рот, собираясь что-то сказать, и у него отвисла челюсть, как в страшном подозрении. Он не успел издать ни звука, как вдруг ослепительная молния с грохотом сверкнула между небом и землей, и твердый пол зала качнулся и затрясся, как при землетрясении. Все, кроме Кориниуса, отшатнулись от стола, хватаясь за его край, онемев от ужаса. Грохот и треск сопровождался ревом, от которого чуть не лопались уши, в Карсэ буйствовал ужас, рожденный утробой тьмы. В разорванном воздухе носился смех, словно с адского пира проклятых душ. Зарницы разрывали темноту, ослепляя сидящих за столом. Когда последний удар сотряс стены, и в ночь взвился столб синеватого пламени, осветив все небо, Кориниус обеими руками схватился за столешницу и в свете этой адской вспышки увидел через юго-западное окно, как взорвалась и раскололась Железная Башня, и тут же рассыпалась огненными обломками.
– Башня пала! – закричал он и, вдруг охваченный смертельной усталостью, тяжело опустился на сиденье.
Все прошло, как ветер в ночи. Но раздался шум атаки. Враги, видимо, собирались брать крепость. Кориниус пытался подняться, но ноги его не слушались. Взгляд его остановился на невыпитой чаше Корсуса, которую ему передвинул сын Корунда Виглус, и он закричал:
– Что это за чертовщина? У меня немеют ноги. Клянусь небесами, ты выпьешь эту чашу или умрешь!
Виглус с выпученными глазами, хватаясь за грудь, пытался подняться, но не мог.
Хеминг, спотыкаясь, приподнялся, пробовал нащупать свой меч, но страшно захрипел и упал ничком на стол.
А Корсус, дрожа, вспрыгнул на ноги, его тусклые глаза вдруг вспыхнули торжествующей злобой.
– Король бросил кости и проиграл, – воскликнул он. – Я это предвидел. Порождения тьмы забрали его. А ты, проклятый Кориниус, и вы, сыновья Корунда, дохлые свиньи. Вы все выпили яд, и вас уже нет. Теперь я выдам замок демонам. Этот замок, и ваши тела, в которых догнивает мое снадобье, будут моей платой за мир с Демонландом.
– Какой ужас! Значит, и я отравлена, – воскликнула леди Зенамбрия и лишилась чувств.
– Жаль, – сказал Корсус. – Это из-за перестановки чаш. Я не мог говорить, пока отрава не сковала члены этим отродьям, теперь они мне не навредят.
Кориниус выдвинул челюсть, как бульдог. Скрипя зубами, он с трудом поднялся с места и взял меч. Проходя мимо него, Корсус слишком поздно увидел, что просчитался. Смертельная отрава спутывала Кориниусу ноги, как саваном, но он ухитрился опередить Корсуса, тот лишь успел раздвинуть тяжелые занавеси у двери, как меч Кориниуса вонзился ему в спину. Он упал, извиваясь, как жаба на вертеле, и стеатитовый пол стал скользким от его крови.
– Хорошо. Как раз в потроха, – произнес Кориниус.
Но он уже не смог вынуть меч, а зашатался, как пьяный, упал и остался лежать, опираясь о косяк высокой двери.
Некоторое время он лежал так, прислушиваясь к звукам боя, доносившимся снаружи. Железная Башня упала на внешнюю стену, проломила ее и нарушила все линии обороны. Через эту брешь демоны ворвались в крепость Карсэ, в которую не ступала вражеская нога со дня, когда ее построил Горайс I. Худо было Кориниусу, ибо он не мог шевельнуть рукой, а лишь прислушивался к шуму неравного боя, когда все, кто должен был возглавлять оборону, лежали мертвыми или умирали у него на глазах. Его дыхание чуть выравнивалось и боль утихала, когда он смотрел, как грузный Корсус извивается в агонии на его мече.
Так прошел почти час. Телесная мощь Кориниуса и железное сердце еще выдерживали действие яда, когда остальные испустили дух. Бой закончился, демоны победили, и лорды Джасс, Голдри Блажко и Брандок Дах с несколькими соратниками вошли в зал для пиров. Они были все в крови и пыли сражения, ибо победа далась нелегко, не без тяжелых ударов и гибели храбрых воинов. На пороге они остановились. Голдри произнес:
– В этом зале пировала смерть. Как так случилось?
Кориниус нахмурился при виде лордов Демонланда и очень хотел встать, но со стоном упал назад.
– У меня смертельный холод в костях, – сказал он. – Вот этот проклятый предатель отравил нас всех, а то бы я сам отправил некоторых из вас на тот свет, прежде чем вы вошли бы в Карсэ.
– Принесите ему воды, – сказал Джасс.
Вместе с Брандоком Дахом они осторожно подняли Кориниуса и отнесли его в его кресло, где ему было удобнее. Голдри сказал:
– Вон там живая
