Царица была потрясена, став свидетелем такой вспышки горя, хотя не могла осознать причин и корней ее. Когда она заговорила, ее голос слегка дрожал:
– Милорд Джасс, милорд Брандок Дах, и другие лорды Демонланда! Я никак не ожидала увидеть вас, охваченных таким горем. Ибо я прибыла веселиться с вами. Странно мне слышать, как вы скорбите и оплакиваете своих худших врагов, которых вы, рискуя жизнями своими и самым дорогим, что у вас есть, наконец, одолели. Моя память насчитывает две тысячи весен, но я всего лишь дева, и молода годами, мне не пристало давать советы великим лордам и воинам. Однако, мне кажется странным, что для вас не найдется мирных дел, радостей и подвигов в вашей жизни, ибо вы молоды, благородны, и обладаете всякими сокровищами и знаниями, и живете в самой красивой стране мира. Ваши мечи не должны ржаветь, вы сможете снова поднять их против варварской Бесовии или других доселе не покоренных стран.
Но лорд Голдри горько рассмеялся.
– О царица, – воскликнул он. – Разве покорением слабых дикарей могут довольствоваться мечи, сражавшиеся с домом Горайса и его славнейшими военачальниками, имевшими столь великую власть и славу и внушавшими такой страх?
А Спитфайр сказал:
– Какая нам радость от мягких постелей, изысканных трапез и всех этих развлечений в многовершинном Демонланде, если нам придется жить трутнями, не имея жал, и ничего не делать для поднятия аппетита?
Некоторое время все молчали. Потом лорд Джасс сказал:
– О царица Софонисба, тебе приходилось видеть весной в дождливый день радугу между небом и землей, и замечать, как все на земле, что есть за ней: деревья, горные склоны, реки, поля, леса и дома смертных, – преображается в радужных красках?
– Да, – ответила она. – Мне всегда хотелось достать до них.
– Мы побывали за радугой, – сказал Джасс. – И не нашли за ней желанной сказочной страны, но лишь дождь и ветер, и холодные горы. Наши сердца замерзли там.
Царица сказала:
– Сколько тебе лет, милорд Джасс, что ты говоришь, как старик?
Он ответил:
– Завтра будет тридцать три, по земным меркам это молодость. Никто из нас не стар, мои братья и лорд Брандок Дах моложе меня. Но в свою дальнейшую жизнь мы входим, как старики, ибо все лучшее из нее ушло, – и он добавил: – Тебе, о царица, вряд ли понятна наша печаль, ибо тебе благие боги дали то, чего желала твоя душа: покой и вечную юность. Если бы они могли дать нам желанный дар, это была бы вечная юность и война, неувядаемая сила и искусство владеть оружием. Лучше было бы нам снова подвергнуться риску полного уничтожения, чем доживать свои жизни, как скот, который откармливают на убой, или как растения.
Царица широко раскрыла глаза от удивления.
– Ты бы мог такое желать? – спросила она.
Джасс ответил:
– Правду говорят, что на могиле не построишь дом. Если бы ты мне сию минуту объявила, что великий Король снова жив и сидит в Карсэ, предлагая нам решить наш спор ужасной войной, ты бы тут же увидела, что я сказал тебе правду.
Пока Джасс говорил, царица переводила взгляд с одного на другого. И видела, что в их глазах вспыхивает радость битвы, как радость жизни возвращается к мужам в тяжелом сне. Но когда он кончил, глаза их потухли. Словно боги собрались за столом в расцвете горделивой молодости, но боги страшно печальные, изгнанные из бескрайних небес.
Все долго не говорили ни слова, а царица опустила глаза, погрузившись в раздумья. Потом лорд Джасс встал и сказал:
– О царица Софонисба, прости нас за то, что собственные горести заставили нас забыть о гостеприимстве и утомить нашу гостью такой невеселой трапезой. Мы пренебрегли церемониями, ибо считаем тебя близким нашим другом. Завтра мы будем с тобой веселиться, что бы ни случилось потом.
Они стали прощаться. Но, когда они вышли в сад, под звезды, царица отвела Джасса в сторону и сказала ему:
– Милорд, ты и милорд Брандок Дах были первыми смертными, вошедшими в Коштру Белорну, и вы исполнили то, что было предопределено, поэтому я хочу лишь одного: содействовать и помогать вам, чтобы вы получили все, чего желаете, насколько это в моих силах. Хоть я только слабая женщина, но может быть, боги будут добры ко мне. Иногда всего одной молитвой можно испросить того, о чем мечтаешь. Хочешь, я вознесу к ним молитву сегодня?
– Увы, дорогая царица, – сказал он. – Разве можно собрать развеянный пепел? Кто повернет вспять поток неизбежности?
Но она сказала:
– У тебя есть кристаллы и призмы, которые показывают то, что далеко. Прошу тебя, принеси их и отвези меня на лодке к истоку озера Мунмир, чтобы оказаться там в полночь. Пусть с нами поплывут милорд Брандок Дах и твои братья. Но больше никто не должен ничего знать. Ибо рассвет может солгать, милорд, и дело может повернуться не так, как я задумала, а так, как считаешь ты.
Лорд Джасс выполнил все, что просила царица, и ночью они поплыли с ней по озеру под луной в полном молчании. Царица сидела отдельно на носу лодки и беззвучно возносила искреннюю молитву к богам. Они доплыли до истока озера и вступили на небольшую отмель. Апрельская ночь была прохладной, лунный свет серебрил песок, тени громадных скал над ними были невообразимо черны. Царица молча встала на колени, а лорды Демонланда застыли вокруг.
Вскоре она подняла глаза вверх. И, о диво! между двумя главными пиками Скарфа из тьмы появился метеор. Он медленно пересек небо, оставляя за собой пламенный след, и исчез во тьме. За ним поплыл второй, затем третий, затем еще, пока все небо на западе над горой не осветилось. Из двух небесных точек они появлялись: те, что выплывали из созвездия Льва, возникая в его передних лапах, сверкали, как белое пламя, подобно Ригелю или Алтаиру, а те, что выходили из Рака, были кичливо красными, как Антарес. Лорды Демонланда долго наблюдали это знамение, опершись на мечи. Метеоры проплыли по небу и погасли, остались лишь обычные безмятежные звезды. Легкий ветерок шуршал в ольховнике и ивняке у озера. Мирно шлепали волны о песок. Соловей в рощице на холме запел так
