Кивнула: об этом я прочитала в сети, в частности, о том, что главный иртхан Ферверна подал в отставку и по этому поводу были объявлены досрочные выборы.
— Джерман всегда игнорировал общественное мнение и недооценивал свой статус, — заметил иртхан. — Для него все происходящее — игра или роль, и так было всегда. Возможно, это отпечаток его творческой натуры, возможно, ему просто на меня плевать, но с этим я уже давно смирился. Если не получается донести до него, что во время выборов он нужен мне здесь, а не в Аронгаре, где снимает очередной блокбастер, приходится делать это более жестким способом.
— И вы считаете, что, перекрыв съемки в Лархарре, увидите его рядом с собой быстрее? — приподняла брови.
— Рано или поздно.
— Скорее уж поздно, — заметила я.
Гранхарсен к своему кофе не прикоснулся, и мой тоже продолжал остывать.
— Вы сами сказали, что он игнорирует правила, — добавила я. — Для него важен этот фильм. Пожалуй, как никакой другой, потому что он последний. Всю свою жизнь он посвятил творчеству, думаете, это легко — просто взять и бросить все, чем живешь?
— В политике приходится принимать нелегкие решения, эсса Ладэ. С самого детства я старался донести до Джермана эту мысль, но он меня не слышал.
— Пока что он не политик. — Я обхватила руками колени, но тут же расплела пальцы. — Он ваш сын, которому нужно закончить съемки. Сделать это кино…
Я замолчала, понимая, насколько для меня важна Ильеррская. Наверное, именно в этот момент я осознала, что чувствовал Гроу.
— Таким, чтобы весь мир прилип к экранам от первой до последней минуты. Джерман не снимает кино и не делает постановки, он создает миры и людей. Образы, которые вытряхивают из зрителей последние нервы и которые проникают под кожу. Которые заставляют смеяться и плакать, ненавидеть и любить. Это его суть. — Последнее я выдохнула. — Он никогда не будет таким, как ваш…
Я неопределенно мотнула головой в сторону двери.
— Мой племянник, — подсказал Гранхарсен. — Почему-то мне кажется, что вы говорили не о ферне Ландерстерге.
— Я при всем желании не могла о нем говорить, потому что не выговорю его фамилию.
Иртхан сначала нахмурился, а потом рассмеялся. Клянусь, рассмеялся, дракон отгрызи мне сразу обе ноги, и я поняла, что действовать нужно сейчас.
— Верните Лархарру, — сказала я. — И вы вернете своего сына.
Улыбка скользнула по его губам прощальной тенью и исчезла.
— Долго репетировали эту речь, эсса Ладэ?
— Часа три, — сказала я. — Но та, которую репетировала, все равно не пригодилась.
— Вот как. — Иртхан усмехнулся. — И о чем же вы хотели говорить изначально?
— Там было очень много пафоса, и больше половины я уже не помню. Я здорово переволновалась, если вы понимаете, о чем я.
— По вам не скажешь, что вы вообще волновались, — заметил иртхан.
Я пожала плечами, потому что под костюмом взмокла до последней ниточки. Кажется, по возвращении в отель этот костюм придется выжимать, но почувствовала это я только сейчас. После его слов.
И застыла.
За время молчания, которое Гранхарсен то ли нарочно выдерживал, то ли просто всерьез задумался, я успела изучить обстановку начальственного кабинета — стеллажи с наградами, голограммы благодарностей в рамках. Плотно прикрытые жалюзи солнце пыталось разогреть, но они только отливали серебристо-стальным блеском.
— Пожалуй, я с вами соглашусь, эсса Ладэ, — произнес отец Гроу.
Согласится?
Согласится?!
Это значит, что…
— Проблему в Лархарре можно решить одним звонком.
Сердце чудом не выскочило через макушку.
— И вы его сделаете?
— Сделаю. Если вы сделаете кое-что для меня.
— Я?! — Теперь уже мои брови чуть не выскочили со лба.
— Вы, эсса Ладэ. Вы должны расстаться с моим сыном.
А больше вы ничего не хотите?
К счастью, вслух я этого не спросила, точнее, спросила, но немного иначе:
— То есть вы предлагаете мне отказаться от наших с Джерманом отношений, а взамен позволите провести съемки в Лархарре?
— Именно так.
Да пошли вы.
Именно так.
Именно так и стоило сказать, вместо этого я отодвинулась и поднялась.
— Мне казалось, мы с вами друг друга поняли, местр Гранхарсен.
Он поднялся следом, и даже любезно подобранные Леоной каблуки не спасли: иртхан возвышался надо мной во весь свой могучий фервернский рост.
— Мне тоже так казалось, эсса Ладэ. А еще вы казались мне весьма здравомыслящей особой.
— Ой, ну это вам точно показалось. — Я махнула рукой. — Спросите у кого угодно, это не самая сильная моя сторона.
Наверное, я рехнулась, потому что действительно развернулась, чтобы уйти. Внутри меня рушилось все, что только могло: вся эта поездка, разговор с Гайером, данное ему и себе обещание, съемки в Лархарре. Рушилось, потому что я не захотела отказаться от Гроу и…
Я дошла до двери в какой-то странной прострации и уже потянулась к ручке, когда из-за спины донеслось:
— Подождите.
Я замерла.
И медленно обернулась.
— Чего? — уточнила я. — Новых деловых предложений в стиле последнего?
— Вернитесь, эсса Ладэ. — Гранхарсен кивнул мне на стул. — Я хочу вам кое-что рассказать.
Мне уже начинать бояться?
На стул я все-таки вернулась: деловые отношения — странная штука. Даже села и потянулась к кофе, но потом передумала, внутри у меня все мелко дрожало. Не хватало еще облиться или обляпать местрофернский стол. Или поставить чашку на блюдце с дребезжанием, выдавая внутреннюю трясучку.
— Джерман говорил о матери? — Иртхан опустился в кресло, тяжело надавив на подлокотники.
Я покачала головой.
— Она была чем-то похожа на вас. Такая же… дерзкая. — Подозреваю, что последнее слово он с ходу подобрал исключительно благодаря долгой практике и дипломатическим способностям. — Когда мы познакомились, я был очень молод. Гораздо моложе, чем сейчас Джерман, и она тоже была совсем юной. Именно это отчасти и послужило началом нашего романа. Молодость. В молодости все представляется иначе.
— Мне казалось, что
