– Здесь ничего нет, – пробормотала я, делая неуверенные шаги к мрачной картинке, – точно помню.
Но едва я оказалась перед стеной и коснулась рукой холодной каменной поверхности – шершавые серые кирпичи, покрытые пылью, словно впечатались в подушечки моих пальцев, – как под изображением черепа проступили слова:
Первая скважина – даст возможность попасть в свой мир.
Вторая скважина – исполнит любые желания.
Третья скважина – освободит время.
Смотри на столе.
– И это все? – удивилась я. – Я могла бы все это сделать еще в тот день, когда только попала в Мир Синих Трав.
– Но у тебя не было ключа, – напомнил мне Лука.
– Ключ я получила совершенно случайно. И не потому, что заслужила, – я сделала вид, что смущена, но внутри очень ясно звучал голос, утверждавший, что именно мне замок Каты отдал этот ключ. Именно для меня он лежал под кроватью, дожидаясь, когда я вытащу его из мрака и повешу на шею.
Только для меня отдало свою силу каменное сердце башни. И только на моей щеке лежит печать Отмеченной. Значит, я и должна выбирать.
– Итак, Со, подойди к столу, – пригласил Иоко, пристально глядя мне в лицо.
– Смотри не перепутай. Выбери нужную скважину, – подсказала Ниса. – Нам надо вернуть время.
Ее напутственные слова почему-то вызвали вспышку гнева: она что, думает, что я такая дура и сама не додумаюсь? А себя, видимо, считает очень умной, хотя еще совсем недавно была грязной, запуганной девочкой-призраком и с удовольствием лопала мои конфеты. А теперь строит из себя могущественную чародейку…
Я поморщилась, с трудом удерживаясь от резких слов, и Иоко это заметил.
– Спокойно, мы с Софией сами разберемся, – проговорил он и взял меня за руку так мягко и бережно, что я расслабилась. Его теплое прикосновение сняло напряжение и гнев, и почему-то захотелось заплакать.
– Давай! – Иоко подтолкнул меня к столу.
Замысловатая резьба на его крышке изображала дерево с длинными ветвями. Над ним сияли звезды и луны, под деревом росла высокая трава, а чуть поодаль возвышались диковинные замки. И как я раньше не рассмотрела этот узор и не обратила внимания на картинку?
Все казалось таким изящным и удивительным: все завитки дерева и камешки были выполнены с такой точностью и тщательностью, что выглядели реалистичными. Три скважины под деревом, над каждой – особенный значок.
– Почему Зоман и Хозяин так просто заколдовали время? Ведь его мог освободить любой дурак, – пробормотала я, мягко проводя ладонью по выпуклым узорам.
– Не любой, а тот, кто соберет все изречения и поймет.
– Тут над каждой замочной скважиной просто цифра. Это арабские цифры из нашего мира. – Я достала ключ и приложила к отверстию, над которым стояла извилистая тройка. – Все сделано как будто для меня. Люди из ваших земель не смогли бы разобраться в этом.
Но ключ не вошел в темную скважину. Даже не вставляя, я поняла, что у него другая бороздка. Ее форма – круглая, идеальная – никак не подходила для треугольного отверстия. Я перевернула ключик – но напрасно. Холодные блики лунного света лишь насмешливо подмигивали мне, отражаясь от узора столешницы.
– Он не подходит, – сказала я, поднимая глаза на Иоко.
– Ну, вот и все волшебство, – мрачно сказала Ниса и стукнула Посохом, – столько возни и в итоге ничего…
– Это действительно не тот ключ, – Иоко вдруг улыбнулся. – Башня – моя, стол – тоже мой… значит, и ключ должен быть моим! Возьми, Со.
Он снял со своей шеи блестящий предмет и протянул мне.
Тепло от ключа Иоко вдруг заставило мое сердце колотиться в бешеном темпе. Мои щеки вспыхнули, я почувствовала жар в ладонях, сжала его и даже не удивилась, когда он легко вошел в скважину, словно был смазан маслом.
Я повернула его несколько раз, и сильное, необыкновенно яркое сияние затопило зал в башне Иоко.
Время вернулось. Проклятие спало.
Началась новая история.
3Вам доводилось когда-нибудь видеть, как разрушается огромное проклятие? Удивительное зрелище на самом деле.
Возможно, вы думаете, что проклятие – это черный дым, заполняющий пространство? Нет, скорее, оно похоже на золотистый песок. Огромное количество сияющих, блестящих песчинок, рассеивающихся в воздухе среди всполохов невиданного света.
На какой-то момент мы вдруг влились в нормальное течение времени как в стремительный неудержимый поток, будто до этого Мир Синих Трав просто замер и не двигался, но, когда чары разрушились, вошел во временной поток и поплыл.
В самый момент перехода я вдруг увидела всю свою жизнь до этого момента, словно она была запечатлена на длинной пленке маленькими картинками. Детство, смерть бабушки, переезд к отцу, рождение Валерика, первые рисунки Мира Синих Трав, нападение воронов во дворе, встречи с Игорем, болтовню подружек в школе, учителей, задающих уроки. Передо мной пронеслись высокие многоэтажки моего двора и длинная серебристая кромка моря, у которого стоял мой родной город.
Моя жизнь показалась мне вдруг прекрасной и интересной. В ней было все: любовь бабушки, надежный и уютный дом, хорошая школа, неплохие друзья, увлечение рисованием. Родимое пятно не являлось проклятием. На самом деле я сама считала себя проклятой, ненавидела свою внешность и пряталась от мира. Это я отталкивала от себя людей.
Дело не в пятне, а во мне – осознание этого мелькнуло и пропало.
Круглый каменный стол дрогнул и рассыпался на крупные светящиеся обломки. Две луны вспыхнули, как только что включенные фонари, и тут же их свет скрылся за наплывшими тучами. Грянул гром, и полился сильный дождь.
– Вот и все, – устало проговорил кто-то за моей спиной.
Я вздрогнула и оглянулась. Шкаф Желаний исчез, а на его месте стояли семеро высоких парней. Уже немолодые, с поседевшими висками, хмурые и суровые, они почему-то показались мне очень знакомыми.
– Да, мы разрушили чары, – прозвучал женский голос, и я увидела высокую женщину с длинной косой, черными глазами и пухлыми губами.
Я вытаращилась на нее открыв рот.
– Это Миес, – проговорил вдруг Хант, который так и остался высоким симпатичным парнем с короткой бородкой, – она ведь давно уже не маленькая девочка.
Братья Миес, здоровенные широкоплечие парни, стояли рядом, тоже превратившись во взрослых людей. Ничего мальчишеского не проскальзывало в их обветренных лицах и прищуренных глазах, а большие ладони скорее напоминали руки великанов, чем ладошки детей, которых я знала.
Поменялись все. Лукас – мой добрый, родной Лукас! – оказался вовсе не моим ровесником, теперь ему было лет двадцать, если не больше. Парень стоял в коротковатой рубашке и длинных потрепанных штанах, улыбаясь мне несмело и ласково.
Тимая я не узнала, и мне подсказал сам Лука, что хмурый лохматый мужчина – это и есть мальчик-чайка.
Я смотрела на своих друзей и постепенно понимала, что теперь одна являюсь среди них ребенком. Только я по-прежнему оставалась
