– Готовимся, – вздохнул замполит. Он подумал: на Завенягина в заметке не было и намёка. – Трибуну ставим. Спартаковцы тренируются, с общих работ их сняли…
– Это хорошо, что готовитесь, – кивнул капитан вяло, убирая газету в стол. – Но вы же знаете, товарищ полковник, – думаю, что, конечно знаете, вы же замполит, вы же в курсе, – был ровно год назад матч в осаждённом Киеве, наши принципиально выиграли, их потом расстреляли. И в блокадном Ленинграде был матч. Там и там на стадионе «Динамо». Там и там играли динамовцы. У вас спартаковцы, да. Братья Младостины. Это, конечно, меняет дело, но не совсем. Понимаете, надеюсь, о чём я?
Телячелов сказал:
– Понимаю.
– Понимаете, но как-то не сильно, – глубокомысленно продолжил Медведев. – В Киеве футболисты из заключённых. Ленинград в немецкой блокаде. А теперь и у вас, на Скважинке. Очень долгое получается многоточие…
– Я был против, – отрапортовал Телячелов, – я был против, но против товарища Дымобыкова… – Телячелов попёр напролом. – Ему, товарищу Дымобыкову, только Господь Бог может перечить. Для него власть единая – только лично он, не партия, не товарищ Сталин…
– Товарищ Сталин? Вы отвечаете за свои слова, товарищ полковник?
Телячелов перекрестился мысленно, три раза, как положено, и сказал:
– Отвечаю.
Капитан Медведев заёрзал, снял очки, протёр их замшевой тряпочкой, посмотрел стёкла на свет, нет ли пятнышек, препятствующих свободе зрения. Оных не было.
– Отвечайте, – сухо сказал Медведев.
Телячелов встал со стула, выправился, надел фуражку, посмотрел в зоркие глаза Сталина на портрете за спиной капитана, сглотнул комок, застрявший в сухом горловом проходе, снял фуражку и снова сел.
– На девятнадцать целых семнадцать десятых сантиметра, – одним духом выпалил он. – Мания величия, я подумал вначале, когда измерил портняжным метром – взял у супруги, – а после сообразил. Это же одна тысяча девятьсот семнадцатый год! Понимаете? Семнадцатый год! Год нашей революции! Вы понимаете, как это понимать?
– О чём вы? – посмотрел на него капитан тревожно. – Какие сантиметры? Какой семнадцатый год? Футбол при чём здесь?
– Товарищ капитан! – Телячелов лёг на стол: не весь, лишь головой и плечами. – Товарищ генерал-лейтенант, товарищ Дымобыков, мой командир дивизии, делает статую сам с себя. То есть не сам делает, делает статую товарищ Рза, он его, товарища Рзу, лауреата Сталинской премии, специально поселил в лагерной зоне, чтобы он, то есть товарищ Рза, статую с него делал. Так вот, я портняжным метром, который взял у супруги, измерил высоту статуи и обнаружил, что она на девять сантиметров выше памятника Сталина, который в нашем посёлке перед домом культуры, и на девятнадцать целых семнадцать десятых сантиметра выше Сталина в Салехарде, что в городском саду. Как это понимать? – торжествующе воззрился Телячелов на капитана Медведева.
– Интересный поворот дела, – сказал Медведев. – Кстати, – спросил он вдруг, – а товарищ Дымобыков обо всем этом в курсе? – Капитан показал на листы бумаги, исписанные почерком старшины Ведерникова. – Вы ему доложили?
– Виноват, – сконфузился замполит. – Не успел, работы было по плечи – политзанятия, футбол этот, Горький, пьеса «На дне»…
– Плохо. – Лоб Медведева сложился в гармошку. – То есть хорошо. – Лоб разгладился, музыка сдулась, не прозвучав. – То есть, говорите, год революции в сантиметрах и миллиметрах? Ловко. Ваш старшина Ведерников упоминает в докладе про связь товарища Рзы и туземца. А известно ли вам, товарищ полковник, что на товарища Рзу поступали уже сигналы. Этот товарищ, ещё не будучи лауреатом премии, когда вернулся из Аргентины на родину на собственном… – заметьте – собственном пароходе, купленном, как он утверждает, на деньги от продажи своих работ… – Медведев поднялся, вышел из-за стола и мелко-мелко засеменил туда-сюда вдоль стены. – Пароход он подарил государству, а ещё он привёз из-за границы голову Ленина из аргентинского дерева. Она стояла на Арбате, у него во дворе, в сарае, и предположительно, по нашим косвенным данным, в ленинской голове спрятан был передатчик для связи с иностранной резидентурой. Голову потом тщательно простучали, никакого передатчика не нашли, но ведь не бывает дыма без спичек, вы как считаете?
– Считаю, – согласился Телячелов, – ещё как считаю, очень даже считаю.
– Это хорошо, что считаете, – одобрил ответ Медведев. – Кстати, о передатчике. В результате обыска в доме у гражданина Майзеля передатчик также не обнаружен. Обнаружен швейный аппарат «Адлер» для ремонта обуви на дому. Но ведь дыма не бывает без спичек. Время военное, Майзель – немец, хотя и русский, ну – вы понимаете…
– Понимаю, – сказал полковник, обернулся и наткнулся взглядом на гильотину. – Интересная вещица у вас имеется. Откуда такая?
– А пёс знает откуда! Изъяли в каком-то чуме в Щучьереченской тундре вместе с другим оружием. При царизме за песцовые шкурки какое только барахло не сбагривали туземцам, – наверное, с тех времён и осталась. Пока стоит у меня, потом отдадим кому-нибудь в хозяйство. Или в местный дом культуры подарим для экспозиции «Предтечи Великого Октября», послужит как экспонат по теме «Французская революция», палачи французского народа и их орудия. А хотите, вам подарю, будете там, у себя, гусям и уткам головы отрубать на кухне, или можно дрова колоть. Забирайте, пока я добрый, транспортным средством обеспечим, доставим прямо на Скважинку первым завтрашним гидропланом.
– Спасибо, товарищ капитан. Я найду, куда её приспособить, хозяйство у нас большое. Спасибо.
– А что это у вашего товарища Дымобыкова за комедия с зеркалами? На всех постах зеркала. Не зона, а какое-то зазеркалье.
– Это до меня было. Это заключённый Макар Смиренный пытался бежать из лагеря при помощи зеркала, украденного в бытовке. Залёг в тундре за кочкой, прикрылся зеркалом, думал, что его не найдут, нашли, а товарищ генерал-лейтенант ему за побег ещё и поблажку дал, перевёл с тяжёлых работ на лёгкие. После этого случая товарищ Дымобыков очень зеркалами заинтересовался и даже наплечные зеркала приказал носить в карауле, чтобы караульные видели, что у них сзади, за спиной, как в машине.
– Ну… – капитан Медведев задумался, – с точки зрения политической идея, пожалуй, нужная. Караульный-невидимка – это хорошо. И заспинное наблюдение – правильно. Но… – он сверкнул глазами, – зеркала зеркалами, а что это за вольницу развёл ваш комдив у себя в дивизии, – Медведев снова, теперь уже явно, разбавил слово «дивизия» сатирической интонацией, – в лагере, я имею в виду. Парашютист этот ваш, Котельников, изобретатель. Парашют, понимаете, вертикального взлёта. Это как? То есть это куда? То есть куда он на нём собрался? На Луну? В стратосферу? А может, в Японию? Может, к фрицам? Вот-вот… может, и к ним. И теперь Рза, лауреат-академик, почему он допущен в зону, где производят секретнейший стратегический продукт, радий, да ещё в такой трудный политический момент, когда антисоветское подполье поднимает голову на Ямале? Где вы были, товарищ Телячелов, политический руководитель вверенной