— Я говорил тебе, что все из–за книги, — ответил Иона, убрав том в ящик. — А что касается твоего первого вопроса, то у меня нет ответа, сестра. Как часто они случаются? Слишком часто, я бы сказал, но это только мои догадки. Мы можем ощущать изменения, но не отслеживать их.
— Потому что сами преображаемся вместе с ними, — произнесла Гиад, интуитивно следуя за ходом его мыслей. — Они преображают нас.
— Одно такое тебя только что крепко достало, да? — вздохнул Иона, по–стариковски опускаясь в кресло. — Но уже ускользает из твоей памяти.
— Почему так происходит?
Они часто разговаривали в оставшиеся дни путешествия, и между ними даже завязалось нечто вроде осторожной дружбы, но раньше Гиад никогда не поднимала эту тему. Слишком нелегко допустить вероятность того, что пространство и время — сама реальность — могут занемочь. Как лечить такую болезнь?
— Почему? — настойчиво повторила Асената. — В чем причина?
— Я не знаю. Может, кто–нибудь дергает нас за ниточки, и мы танцуем. Или рвет их, желая посмотреть, что получится. — Иона кисло улыбнулся ей. — Или же все расплетается само собой, и в происходящем нет никакого смысла.
— Но ты в это не веришь.
— Нет, — согласился Иона, неожиданно становясь серьезным. — Нет, я не верю. Я думаю, что источник здесь и твой гребаный экзегет сидит в нем по самые уши.
— Ольбер Ведас — глубоко верующий человек и утонченный мыслитель! — возразила Гиад, сама поражаясь своей убежденности. — Многие считают его святым.
— Давай сойдемся на том, что я смотрю на него иначе. Каждый может пасть, сестра. И чем выше ты забираешься, тем сильнее ударишься оземь… Не исключено, что даже расколешь фундамент. — Иона потер белесый шрам между глаз, и Асената заметила у него на руке засохшую кровь. — Так или иначе, завтра я все узнаю.
— Ты решил посетить Люкс–Новус, — догадалась Асената. — Думаешь, это разумно?
— Я ради этого и прибыл.
— Подожди пару дней, — предложила Гиад. Я сумею пойти с тобой, как только удостоверюсь, что мои пациенты в безопасности.
— О, так ты на самом деле заботишься о несчастных ублюдках?
— Тебя это удивляет, пастырь?
— Нет, и вот это для меня сюрприз. — Иона посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом. — Так, минутку…
Шаркая подошвами, он подошел к сундуку, стоящему в изножье кровати, и вытащил оттуда металлический ящик с угловатой аквилой, выдавленной на крышке.
— Я не всегда работал один, — произнес он, ставя коробку на стол. — Тут снаряжение Астра Милитарум. — Он отщелкнул задвижку, и крышка распахнулась. Под ней оказался внушительный с виду вокс–передатчик. — Настрою его как ретранслятор и оставлю здесь включенным. Зоны покрытия должно хватить на добрую половину Кольца, а может, и больше, если только шторм не начнется. Тогда никаких гарантий.
На передатчике висели две переносные гарнитуры. Иона протянул одну Асенате и положил вторую в карман. Гиад не стала спрашивать, как Тайт раздобыл оборудование, выпущенное для Милитарум. Его окружал ореол куда менее прозаичных тайн.
— Покажи, как работает, — попросила Гиад.
Иона быстро проинструктировал сестру. Манерой поведения он больше напоминал солдата, чем священника.
«Ты сыграл много ролей, Иона Тайт, — подумала Асената, — кроме себя настоящего».
Несмотря на их долгие разговоры, Гиад все еще понятия не имела, кто он на самом деле.
«Или что».
— Выходим на связь каждые шесть часов после рассвета, — заключил Иона. — Или если что–то случится. Только не привлекай внимания.
— Я поняла.
— Хорошо. Значит, поговорим где–то в полдень, сестра.
— То есть ты не станешь ждать? — требовательно спросила Асената. — Ты твердо намерен завтра встретиться с экзегетом.
— Да, — признал он. — Я уже заждался.
— Тогда я буду молиться, что наши пути разойдутся не здесь, Иона.
— Они все равно совьются в одну дорогу, Асената, — ответил он, а затем улыбнулся. В кои–то веки получилось искренне. — Хотя… мне–то откуда знать?
Абордажник Рем Райнфельд пластом лежал в кровати, обливаясь потом. Изнывая от тупой боли, он вслушивался в ночь. Его товарищи спали беспокойно. Кашель, храп и стоны сливались в заунывный хор, почти заглушавший настойчивый скрип и шорохи старого здания, но бойца интересовали совсем другие шумы.
— Пропали, — удивленно пробормотал он.
Хотя в последние дни плавания мухи куда–то скрылись, Рем продолжал слышать их коварное жужжание, но здесь… оно смолкло. Гвардеец ухмыльнулся. Он так настрадался, ужасаясь мыслям о том, что паразиты захватят его, как случилось с Глике, но уж теперь можно расслабиться. Наконец–то.
— Они пропали, — повторил Райнфельд с болезненной улыбкой.
Боец взглянул на лейтенанта, сидящего в кресле в дальнем конце палаты. Тот дремал, уронив голову на грудь. Райсс и комиссар дежурили по очереди, не говоря ничего остальным. Неужели они не знают, что все наконец закончилось? Неужели они не слышат?
Райнфельд обернулся на шелест, с которым открылись двойные двери палаты. В проеме возник силуэт высокой нечеловечески худой женщины. Руки она держала перед грудью, сложив ладони, а выпуклые линзы над ее глазами тускло светились в сумраке. Гвардеец замер. Женщина вошла и двинулась вдоль кроватей. Ее шаги громко звенели, словно она носила обувь с металлической оковкой, но никто даже не пошевелился.
Она останавливалась у каждой кровати, внимательно изучала пациента и шла дальше, совсем как добрая сестра Темная Звезда. Но эта женщина, хотя и носила такое же красное одеяние госпитальера, была совсем иной. Усиленное горячкой чутье Райнфельда не могло подвести.
— Крадущий Дыхание, — прошептал он.
Боец был слишком слаб, и на большее его не хватило. Он судорожно закрыл глаза и стал ждать, отлично понимая, за кем пришли на сей раз.
Глава шестая. Усердие
I
Свидетельство Асенаты Гиад — заявление шестоеПрошлой ночью в моем повторяющемся кошмаре впервые случился неожиданный поворот. Взбираясь по спиральному пути в никуда, я услышала, что преследователь зовет меня по имени, произнося его как ласковое проклятие. Изумившись, я резко обернулась, поскользнулась на гладкой дороге и неуклюже рухнула навзничь. Так перед моими глазами впервые предстала неотступная сущность — высокая и очень худая фигура, сплетенная из теней. Силуэт, пусть и совершенно черный, словно очерченный на фоне белой