— Нет, он здесь не работает. Стены ему мешают. Я слышу только Кварин, и она предупреждает меня. — Его улыбка угасла. — Вот почему мне тут нравится, даже с Каргой. Здесь тихо.
«Пси–блокирующее поле», — предположила Гиад.
Да, для палатины имело смысл установить тут нечто подобное. В любом случае оставался вопрос с Анжеликой: если это создание — не сервитор, то что, во имя Вечного Трона, оно такое?
— Но ты права, сестра, — произнес мальчик. — Кварин говорит, что я должен уйти отсюда. Ты поможешь мне?
— А зачем я тебе нужна? — осторожно уточнила Асената.
Хотя Гиад и пообещала себе выручить паренька, сейчас она засомневалась.
— Я могу выбраться из подвала, но потом… — Афанасий развел руками в жесте, характерном скорее для взрослых. — Красные сестры поймают меня. Вот почему Кварин хотела, чтобы мы встретились. Она сказала, что ты другая.
«Другая? — мысленно повторила Асената. — Ты даже не представляешь, насколько, мальчик…»
— Куда ты хочешь попасть, Афанасий?
— На Вигиланс, — ответил он. — Бдящий шпиль.
— Почему?
— Мне предназначено быть там… когда все начнется.
— Что начнется? — Гиад подалась вперед.
— Пожар, сестра. — Паренек закрыл глаза. — Сожжение.
Надев черную шинель и фуражку с высокой тульей, комиссар Лемарш ступал по коридорам, выложенным красной плиткой, словно предлагая персоналу Сакрасты остановить его. На каждом шагу он подволакивал правую ногу, поскольку еще не привык к недавно подсоединенному имплантату. Впрочем, аугментическая конечность искусной работы ощущалась лучше прежнего протеза, и теперь Ичукву мог бродить по госпиталю, делая вид, что упражняется в ходьбе.
К удивлению комиссара, во время прогулок за ним не следили — или же «хвост» попался чрезвычайно умелый, — но он все равно держался вблизи от главных коридоров, чтобы не возбуждать подозрений. Собранных сведений хватило, чтобы составить схему здания и определить, сколько в нем сотрудников. Достаточно для плана боевых действий. Сестра Асената, которая, видимо, обладала полной свободой перемещений, помогла Лемаршу закрасить основные белые пятна (например, местонахождение арсенала), однако так и не раскрыла причину своего беспокойства.
«Нам нужно готовиться к худшему, комиссар, — посоветовала Гиад, — но, если будет на то милость Императора, мои страхи окажутся беспочвенными».
Ичукву ей не верил. Асената точно знала, что произойдет, иначе не достала бы для него пистолет… и все равно хранила свои чертовы секреты.
Погруженный в раздумья, Лемарш дошел до пересечения коридоров, где едва не столкнулся с какой–то женщиной. Хмыкнув, она попятилась и крепче прижала к себе стопку одеял, словно испугавшись, что пациент попробует их украсть. Хотя сестра носила простой светло–вишневый апостольник младшего госпитальера, за молодую девушку она никак бы не сошла, особенно учитывая широкое одутловатое лицо и трясущиеся обвисшие щеки. Комиссар с некоторой тревогой заметил, что матрона во много раз шире его и, несмотря на сутулость, лишь немного уступает в росте.
— Приношу извинения, добрая сестра. — Ичукву скорбно улыбнулся. — Я размышлял о чем–то своем.
Незнакомка угрюмо уставилась на него, но промолчала. Рассмотрев ее пустые глаза и приоткрытый рот, Лемарш задался вопросом, умеет ли она говорить вообще.
— Иди куда шла, сестра Бугаева! — рявкнула матерь Соланис, возникнув из коридора за спиной женщины. — Шевелись!
— Да, старшая матерь, — хрипло пробормотала толстуха и зашаркала прочь.
— Не все огоньки Бронзовой Свечи сияют одинаково ярко, но мы никогда не бросаем своих подопечных, — неожиданно теплым тоном заметила Соланис. Она повернулась к Ичукву. — Вижу, аугментическая нога хорошо вам служит, комиссар.
— Совершенно верно, моя госпожа, — отозвался он. — Я в долгу перед вами, как и мои бойцы. Ваш орден состоит из истинных чудотворцев.
— Мы всего лишь орудия Императорского человеколюбия, — возразила старшая матерь. — Однако я искренне рада, что наши труды возымели действие.
— Именно так. Я надеялся лично поблагодарить палатину Бхатори…
— Палатина погружена в особо важные изыскания, но я передам, что вы ей признательны.
— Также я хотел бы спросить у нее о сержанте–абордажнике Фейзте, — не отступал Лемарш. — В моей роте его очень высоко ценят.
— О, простите, я как раз шла к вам с новостями. — Соланис сложила руки, как при молитве. — Вскоре после Первой зари заботы о сержанте–абордажнике перешли от нас к Императору. К сожалению, очистить его от запущенного заражения не удалось.
— Что ж… печально, — произнес Ичукву, сдвинув брови. — Когда мы сможем увидеть тело? Рота должна отдать ему дань уважения.
— Труп сожгли, чтобы предотвратить распространение болезни, однако мы вернем вам прах.
— Понятно, — буркнул комиссар.
«Понятно, что ты врешь».
Лемарш не мог объяснить эту вспышку интуиции, но доверился ей, как всегда полагался на свое чутье. Такая привычка уходила корнями в жестокие законы выживания, определявшие судьбу Ичукву в раннем детстве, а потому засела в нем глубже любых принципов имперской подготовки. Рассуждая логически, Толанд находился в таком состоянии, что обязан был умереть, однако комиссар считал иначе. Ублюдок слишком долго выживал, чтобы вот так просто уйти.
— Пожалуйста, разрешите мне самому известить бойцов так, как я сочту нужным, — попросил Лемарш.
Он твердо решил, что ничего не скажет гвардейцам. Солдаты нужны ему собранными, а не раскисшими из–за явной лжи.
Соланис не стала возражать.
— Я должна сообщить вам еще кое–что, комиссар. Нас предупредили, что по прогнозам завтра на Кольцо обрушится шторм. Сакраста защищена от бурь, поэтому причин для тревоги нет, но здание все–таки древнее. Прошу вас проследить, чтобы ваши люди не выходили из палаты после набата. — Она удостоила его официально–вежливой улыбки. — Для их же безопасности.
— Понимаю, моя госпожа, — заверил ее Ичукву.
Новость пробудила в нем какое–то незнакомое чувство, и комиссар распознал его лишь через несколько секунд.
Ужас.
«Так вот оно что? — гадал Лемарш. — Дело в шторме, Асената? Он идет за нами?»
Люк в камеру мальчика–колдуна закрылся за спиной Гиад. Помедлив, сестра внимательно посмотрела на дремлющего гиганта, прикованного к «Чистой доске», и заметила у него на лбу большую черную крапину. Как только Асената прищурилась, пятно сдвинулось.
«Муха», — с отвращением поняла Гиад.
У сестры возникло абсурдное ощущение, что насекомое украдкой поглядывает на нее, как грешник, пойманный за неподобающим деянием. Зажужжав, паразит влетел в левую глазницу Фейзта, явно не страшась жара внутри.
— Невозможно, — выдохнула Асената.
Она всегда считала, что мухи
