позже мы были в машине, и Хлоя Энн... Она поворачивается ко мне и говорит что-то типа
«почему ты пытаешься стать моей мамой» или «ты мне не мама» и...
Из глаза Веры скатывается слеза, но когда я потянулся, чтобы стереть ее, то она
подняла руку, останавливая меня.
— И я пыталась сказать Хлое, что я не мама, но я ее и папин друг. Но мой
испанский, я не уверена, что она поняла. А затем она начала плакать, говоря, что хочет
свою маму и папу и что она ненавидит меня.
— Ох, Вера. Эстрелла, – говорю я ей.
— Но это еще не все.
— Нет? Что еще могло случиться?
— Я так плохо себя чувствовала из-за всего этого, что по пути домой остановилась
возле лавки с мороженым и сказала Хлое Энн, что она может выбрать себе, что пожелает.
Это не остановило ее слезы, но она пошла со мной в лавку, и я купила ей мятное с
шоколадной стружкой, а потом... — она останавливается, чтобы вытереть глаза. — Потом, когда мы уходили, появился этот ублюдок и начал нас фотографировать. Хлоя Энн
разрыдалась сильнее и я показала парню средний палец, просто, блядь, наорав на него, чтобы убирался.
— Хорошо, — говорю я ей, положив руку на ее голое колено и сжимая его. – Я рад, что ты так поступила.
— Да, но теперь это появится в газетах.
Я пожимаю плечами, делая вид, что это не имеет значения. Не хочу усиливать
комплекс вины Веры.
— Может быть, да, а, может, и нет. Означает ли это, что они следили за тобой?
— Не знаю, — она говорит нерешительно. — Это была твоя машина, возможно, они знают, что искать.
— Фотограф ничего тебе не сказал?
Она покачала головой.
— Нет, он только сделал фото. Когда я начала кричать, он съебался, как я его и
просила. Но все равно мне кажется, что это травмировало Хлою.
— Она в порядке, Вера. Она в квартире смотрит мультфильмы. Она рассказала мне, что сегодня в лагере была козочкой. Это все, что задержалось в ее голове.
— Она ненавидит меня, — Вера выплевывает слова, признавая поражение.
— Нет, нет, нет, — отвечаю я и беру прекрасное лицо Веры в руки. — Она не
ненавидит тебя. Она – моя дочь, а ты моя любимая, и между вами только любовь. Она
просто маленькая и все. Хлоя Энн в порядке. Я должен беспокоиться только о той
женщине в лагере. Я поговорю с ними, не переживай из-за этого.
Вера зажмуривает глаза.
— Матео, пожалуйста, — говорит она с болью в голосе, — не пытайся решить еще
одну проблему. Просто отпусти их. Позволь этим сукам говорить то, что они хотят.
— Есть разница между говорить то, что они хотят, и говорить это в присутствии
моей дочери. Я не позволю, чтобы Хлою Энн кормили ложью о тебе и обо мне. Это
нечестно по отношению к ней или к нам, или даже к Изабель. — Я отпустил ее и встал. –
А теперь заходи в дом и мы закажем ужин. Ты можешь сказать Хлое Энн, что она может
заказать все, что хочет.
Вера выглядит неуверенно, но я беру ее за руки и поднимаю на ноги.
— Прекрати здесь прятаться и иди внутрь. Ты увидишь, Хлоя Энн в порядке.
На какое-то мгновение мне кажется, что Вера собирается разбить лагерь на балконе
и остаться в нем навсегда, но она откидывает волосы назад, распрямляет плечи и
марширует мимо меня в квартиру. Тот факт, что она ведет себя так, пытаясь впечатлить
мою юную дочь, пробуждает что-то в моем сердце. Не могу не думать о том, что, несмотря на ее молодость и беспечность, однажды Вера станет заботливой и участливой
мамой.
Когда Хлоя Энн снова оттаивает к Вере, и мы располагаемся к вечеру пиццы и
мультфильмов, мысли в моей голове накапливаются, накапливаются и накапливаются, пока не доходит до момента, пока они становятся всем, о чем я могу думать.
Тем не менее, в данный момент есть другие вещи, которые нужно пережить в
первую очередь.
***
На протяжении четверга и пятницы мы с Верой неустанно следим за новостями в
журналах со сплетнями. Хоть мы и не говорим об этом, мы оба убеждены, что её фото с
Хлоей Энн всплывет где-нибудь.
Когда оно появилось после обеда, в пятницу, на сайте журнала, я почти
успокоился. Поиски окончены. Вот она, проклятая ложь обо всем этом.
К счастью, я нахожу его, когда был дома с Верой, а не в офисе. Педро мог бы сойти
с ума из-за этого, потому что, по словам журнала, это плохо сказывается на имидже
Атлетико, особенно на моем.
Это просто одно фото, но оно говорит в тысячный раз полуправду: Хлоя Энн в
слезах и пытается оторваться от Веры, которая крепко держит ее за руку, вторая рука
Веры показывает поднятый средний палец, и это видно очень четко. Лицо Веры искажено
злостью, брови нахмурены, губы растянуты в презрительной ухмылке. В какой-то момент
я радуюсь, что на ней надето не одно из ее платьев в стиле пин-ап, как обычно, а капри и
достаточно консервативный топ, иначе прессе было бы что ужасного сказать по этому
поводу. Она знает, как нужно выглядеть, когда ездит забирать Хлою Энн.
В статье идет речь о том, как несчастна моя дочь с Верой – канадской разлучницей
– и как сильно поразил ее развод, сильнее, чем родителей. Как всегда, в статье куча
восклицательных знаков, преувеличений и смелых заявлений, которые сопровождают
кучу мусора, опубликованную в таких журналах.
Пока я сижу, уставившись в свой МакБук, взволнованная Вера читает через мое
плечо, и я ощущаю такую ярость, что способен сгореть в ней. Я смотрю на имя автора
статьи – Карлос Круз, который является также фотографом, подозреваю, что это тот, с
прической маллет, и я немедленно начинаю строить планы, как я могу выследить его и
избить до последнего вздоха.
Вера снова извиняется, и я вновь убеждаю, что в этом нет ее вины. Она поступила
правильно – самым милым образом, но папарацци застали ее не в самое лучшее для нее
время, которое всегда является лучшим для них. Я говорю ей, что все это пройдет, что это
не свидетельствует о чем то, чего мы не видели раньше.
Я во все это также верю, правда. И затем у меня звонит телефон. Это Изабель. Я
пялюсь на аппарат, лежащий у меня в руке, и понимаю, почему она звонит. Изабель
видела то же самое. Либо она искала его и нашла самостоятельно, либо кто-то подсказал
ей, но она его видела. Я ставлю ноутбук на колени Веры и встаю. Когда подношу телефон
к уху, моя рука слегка трясется.
— Алло? – говорю я.
Я слышу, как она втянула воздух сквозь зубы.
— Матео, — произносит Изабель, тон ее голоса как будто
