Идя рядом с сестрой, Клаус думал о загадке Г. П. В. и о том, как самоотверженно Квегмайры старались помочь им раскрыть окружавшую их тайну. Он так глубоко погрузился в свои размышления, что не слышал Вайолет, когда та обратилась к нему с вопросом. Он с недоумением смотрел на нее, словно никак не мог стряхнуть с себя долгий путаный сон.
– Клаус, – сказала Вайолет, – когда мы были еще в фургоне, ты хотел о чем-то меня спросить, перед тем как мы собрались испробовать наше изобретение. Но я тебя тогда не могла выслушать. Что это был за вопрос?
– Не помню, – признался Клаус. – Я просто хотел что-то сказать на случай, если… ну, в общем, если у нас что-то сорвется. – Он со вздохом посмотрел на быстро темнеющее небо. – А еще я не помню, что я напоследок сказал Солнышку. Кажется, мы тогда были в палатке Мадам Лулу, а может быть, уже садились в фургон. Знал бы я, что Граф Олаф собирается увезти ее, я сказал бы ей что-нибудь очень-очень хорошее. Похвалил за сваренный ею горячий шоколад или за то, как она в маскарадном костюме замечательно сыграла свою роль, словно настоящая артистка.
– Ты ей это все скажешь, когда мы увидим ее снова.
– Надеюсь, – печально откликнулся Клаус. – Но мы так сильно отстали от Олафа с его труппой.
– Зато мы знаем, куда идти. И знаем, что ни один волосок не упадет с головы Солнышка. Граф Олаф уверен, что мы с тобой погибли в фургоне, и теперь ему нужна Солнышко, чтобы зацапать бодлеровское наследство.
– Да, скорее всего, он ее не тронет, – согласился Клаус. – Но, боюсь, она ужасно напугана. И все же, надеюсь, она верит, что мы придем за ней.
– Я тоже, – ответила Вайолет.
Некоторое время они шли молча, и тишину нарушали только ветер с гор да странное хриплое бульканье рыб.
– Мне кажется, у здешних рыб проблемы с дыханием. – Клаус указал пальцем на Порченый поток. – В этой воде, видимо, есть что-то такое, что заставляет их кашлять.
– Может быть, эта вода не всегда такого жуткого цвета. Что способно превратить нормальную воду в серо-черную слизь? – спросила Вайолет.
– Железная руда. – Клаус задумался, пытаясь вспомнить, что было об этом в книге о защите природы на больших высотах, которую он прочел в десятилетнем возрасте. – Не исключено также, что это глинистые отложения. Они разрыхляются в результате землетрясений или других геологических катастроф. Или же просто загрязнение. Вполне вероятно, что где-то неподалеку чернильная фабрика или лакричный[36] завод.
– Может быть, в Г. П. В. кто-нибудь разъяснит нам, когда мы доберемся до штаба, в чем тут дело, – сказала Вайолет.
– А может быть, один из наших родителей, – совсем тихо добавил Клаус.
– Мы не должны на это надеяться, – сказала Вайолет. – Если даже кто-нибудь из родителей и выжил после пожара, а штаб Г. П. В. действительно находится на Главном перекрестке ветров, мы все равно не знаем, увидим ли мы их, когда наконец попадем туда.
– А что плохого в том, что мы не теряем надежды? Идем вдоль Порченого Потока вслед за преступным негодяем, пытаемся спасти сестру и найти штаб секретной организации. Хотелось бы сохранить при этом хотя бы маленькую толику надежды. Именно сейчас она нам совсем не помешает.
Вайолет неожиданно остановилась:
– Лишняя одежда нам тоже не помешает. Постепенно холодает.
Клаус с готовностью протянул сестре пончо.
– Что предпочитаешь: это пончо или свою футболку? – спросил он.
– Пончо, если не возражаешь. С меня хватило Шатра уродов, и я вовсе не хочу рекламировать Карнавал Калигари.
– Я тоже не жажду. – Клаус взял у Вайолет футболку с эмблемой. – Однако есть способ этого избежать.
Он вывернул футболку наизнанку и, чтобы не снимать пальто на ледяном ветру, дующем с Мертвых гор, натянул ее сверху. Вайолет тоже накинула пончо поверх пальто, и оно нескладно повисло на ней. Бодлеры посмотрели друг на друга и не могли удержаться от улыбки – так смешно и так нелепо они выглядели.
– Это ужаснее, чем полосатые костюмы, подаренные нам Эсме Скволор! – воскликнула Вайолет.
– Или чем кусачие свитеры, которые мы носили у мистера По. – Клаус имел в виду банкира, под чьей опекой находилось состояние Бодлеров. Правда, дети давно ничего о мистере По не слышали.
– Зато тепло, – сказала Вайолет. – Станет холоднее, будем по очереди надевать третье, ничейное пальто.
– Если кто-то из родителей окажется в штабе, ни мама, ни папа ни за что не узнают нас под несколькими слоями пальто. Вместо детей – две бесформенные кучи, – сказала Вайолет.
Бодлеры смотрели на заснеженные вершины, и у обоих слегка кружилась голова, не столько от громадной высоты пиков, сколько от бесконечных вопросов, как пчелы, жужжащих в мозгу: удастся ли им добраться до Главного перекрестка ветров вдвоем, без провожатых?
Что ждет Бодлеров в Г. П. В.? Не опередит ли их Граф Олаф? Что из себя представляет штаб? Как встретят их в Г. П. В.? Успеют ли они дойти до этой штаб-квартиры раньше Олафа? Найдут ли они Солнышко? Найдут ли одного из родителей?
Вайолет и Клаус молча смотрели друг на друга, и их била дрожь, пока Клаус не нарушил молчание, задав еще один вопрос, самый невероятный из всех.
– Как ты думаешь, кто из родителей выжил? – спросил он.
Вайолет только открыла рот, чтобы ответить, как новый вопрос свалился на Бодлеров. Вопрос был ужасный, и всякий, кто решился бы задать его, потом долго бы сожалел об этом. Однажды этот вопрос задал мой брат, после чего много недель его душили кошмары. А когда этот же вопрос задал мой сослуживец, он сразу почувствовал, что из-под ног уходит почва и он летит куда-то вниз, так и не услышав ответа. Когда-то очень давно и я дерзнул, хотя и робким голосом, задать все тот же злополучный вопрос одной женщине, а она вместо ответа взяла и надела на голову мотоциклетный шлем и завернулась в красный шелковый плащ. Вопрос звучит так: «Что это за зловещее белое облако крошечных жужжащих насекомых, летящее прямо на нас?» Мне не хочется вас огорчать, но ответ заключается в следующем: «Это хорошо слаженный рой злобных насекомых, известных как снежные комары. Живут они в холодных горных районах и любят просто так, без всякого повода, жалить людей».
– Что это за
