И это было прекрасно!
Не открывая глаз, новобрачная потянулась к Висту, который с неожиданной силой прижал ее к кровати, оглаживая, как застоявшуюся лошадь, пробуя всюду крепкими пальцами и нежными губами.
Что может быть лучше поцелуев, раздвигающих мягко колышущийся полог сна и проникающих в сознание, чтобы вызвать одно-единственное желание – без остатка принадлежать тому, кто дарит их? Такие вкусные, такие умелые, слегка колючие…
В сознании Клози забрезжила тревога. Матрона тоже была сильной, потому освободила руки от страстного захвата, принимаясь гулять ладонями по крепкой, даже мощной фигуре мужчины… оказавшегося на месте мужа!
Страх матроне Клозильде был знаком лишь один – самый тихий, самый спокойный и самый страшный человеческий страх – страх одиночества. Она не боялась кладбищ, уличных хулиганов и пьяных мастеровых, не испугалась бы шайки разбойников, встреченной в дороге, или матросской драки в порту Вишенрога. Не испугалась и сейчас. Широко открыла глаза, силясь разглядеть незнакомца, от которого пахло дорогим вином и парфюмом – будто он по очереди пил и то, и другое.
В каюте царил кромешный мрак. Лампадки погасли, растратив волшебные сердечки на период сладкой дремы влюбленных, иллюминатор был задернут шторкой. Недобро прищурившись в темноте, Клозильда, чья обширная грудь колыхалась от гнева, сильнее раскачивая шхуну, коснулась чужого лица. Под пальцами оказалась ухоженная… борода. Борода?!
Туча Клози нашарила под кроватью ночную вазу (слава Пресветлой, пока пустую!) и недолго думая опустила ее на темечко охальника. Тот, охнув, скатился с матроны, напоследок толкнув ее возбужденным достоинством в бедро. Надо сказать, весьма ошеломляющим достоинством. Впрочем, сейчас Клози не обратила бы на него внимания, будь оно даже размером с драконово. Она вскочила с кровати, размахивая ночной вазой, как отважный рыцарь – мечом, и погналась за незнакомцем, в темноте налетая на предметы мебели.
– Да я тебе, обмылок мужской гордости, сейчас пообломаю не только рога, но и ребра! – взревела она, справившись с алкогольно-сонным туманом в голове, заставившим ее промедлить с нападением. – Я тебе сейчас твою удочку обмотаю вокруг шеи… и завяжу матросским узлом! А после возьму колотушку… и отобью, как постельное белье, до ослепительной белизны! Я тебя, Аркаешева сына, суну в чан и откипячу по полной!
Неудавшийся любовник, прикрываясь чем можно от града ударов, легконогой ланью скакал по каюте, охая, когда ночная ваза соприкасалась с его телом, и пытался что-то прокричать в ответ. Но затмить вопли матроны было невозможно.
Когда раздавшийся грохот оповестил Клозильду, что враг повержен, она, тяжело дыша, нащупала один из магических светильников и попыталась его зажечь. Судя по тихим шагам, негодяй пытался пробраться к выходу из каюты. Позолоченное орудие защиты честных невест, пущенное рукой Клози на звук, придало незнакомцу ускорение, впечатав его в дверь. Взвыв от боли, он распахнул створку и выскочил в слабо освещенный коридор. Матрона едва успела разглядеть крепкие ягодицы, покрытые трогательным пушком, широкие плечи и светлый затылок, как дверь захлопнулась, скрыв загадочного гостя от ее взгляда.
Магическая лампадка наконец зажглась. Ночная ваза победоносно заблестела на пороге. Каюта была разгромлена, ванна – перевернута. Кроме этого, молодая жена обнаружила потоп, испорченное платье и мужа, который продолжал спать в одном из кресел у стола, видимо, перенесенный туда незнакомцем.
Она бросилась к нему, зовя по имени.
– А? Что? Любовь моя! – пробормотал во сне художник, продолжая посапывать.
В крови Клози пел победную песнь азарт первой брачной ночи. Ночи, которая должна была принадлежать Висту! Завтра она разберется с произошедшим, потребует ответа от капитана и «этого так не оставит»! А сегодня…
Клозильда Мипидо, теперь уже Вистун, решительно вернула мужа на супружеское ложе, забаррикадировала дверь столом и креслами и принялась будить супруга всем, чем могла, – губами, руками, грудями, – но только не ночной вазой!
* * *Его Величество в эту ночь сомкнул лишь один глаз – тот, о который по касательной ударилась ночная ваза, превращенная матроной Ми… Вистун в орудие самозащиты. Собственно, глаз и сомкнулся только оттого, что заплыл. А поскольку пресловутое орудие соприкасалось с королевским туловом сильно и часто, чего Редьярд желал бы от самой Клози, но никак не от предмета, ночью болело все – от макушки, первой испробовавшей силу руки новобрачной, до подвернутой во время постыдного бега лодыжки.
Когда на помощь королю в его покои, куда он перенесся посредством портального перстня прямо со свадебной ладьи, явился Дрюня, сладко зевающий и пахнувший теплом супружеской постели, Редьярд, стоя у зеркала в чем мать родила, с критическим лицом наблюдал, как чу́дно меняет цвет памятный синяк от матроны.
– Уй! – воскликнул шут, в изумлении протирая глаза. – Ты, братец, никак ударился об угол дворца!
– Я ударился о честь Клозильды Мипидо, – усмехнулся король и приказал: – Не стой столбом, дурак, сделай что-нибудь!
– Позвать мэтра Жужина? – Дрюня сделал движение к двери.
– Не вздумай! Еще не хватало объяснять ему, откуда взялись эти отметины!
– Да? – шут недоверчиво посмотрел на короля. – Мне кажется, Ожин видел и не такое!
– Такое – не видел! – отрезал Его Величество, теперь оглядывая спину: между лопаток красовался сине-черный кровоподтек. – Ступай в город и купи мне лечебных свитков! А пока дай что-нибудь холодное, что ли…
– Какой такой город? – вытаращился Дрюня. – Ночь на дворе, все добрые вишенрогцы спят в своих кроватках, и только их озабоченный повелитель ищет приключений на свою… на свой глаз!
– Голова болит, – пожаловался король и лег в пустую холодную кровать, – никто меня не любит, не жалеет!
– Горе ты мое венценосное, – покачал головой шут. – Держись, я сейчас.
Он принес с кухни кусок сырого мяса, который приложил к заплывшему глазу Его Величества, пару полотенец с завернутым в них льдом – для лодыжки, и штоф гномьего самогона – для опохмела и быстрого сна.
– Спи! – приказал шут королю, устроив того поудобнее. – Как только откроются магические лавки, я принесу тебе свитки, а до тех пор прикажу никого сюда не пускать.
– Я уже приказал, – простонал Редьярд. – Никого, кроме тебя!
– Тогда спи!
– Сплю. Стой!
– Стою!
– Вот, возьми.
Высунувшаяся из-под одеяла королевская длань протягивала знакомый фиал с приворотным зельем.
Шут попятился.
– А мне это зачем?
– Подольешь за завтраком Кольке и его жене.
– Я не смогу! – испугался Дрюня. – И вообще, это была твоя подлая идея!
– А я тебе приказываю, – скучным голосом сообщил король, – и вообще, ты сам говорил, что ты моя тень. Так?
– Так!
– И от своих слов не отказываешься?
– Н-нет.
– А у подлого короля тень тоже подлая! – торжествующе провозгласил Его Величество. – Это раз! И Колька на завтрак явится по моему приказу – два. Это я на случай, если ты начнешь ныть, что Его Высочество семейные завтраки не
