– Да.
Честность – лучшая политика, особенно когда твои причиндалы в руках опасной искусительницы.
– Тогда скажи мне, что ты хочешь, но не забудь при этом назвать меня по имени, Гевин.
О, да это запросто. Склонившись чуть ближе, я нежно и сладостно прикасаюсь к ее губам.
– Пенелопа, – выдыхаю я, целуя ее. – Я хочу знать, какого это, когда эти аппетитные губки обхватывают мой член, какого будет погружаться в твой сладкий, дерзкий ротик. Как тебе такой вопрос?
– Неплохо, – выдает она, прежде чем опуститься на колени.
Мои ноги дрожат от жара, исходящего от Пенелопы. Мне необходима опора, поэтому я прижимаю руки к стеклу, пока девушка ладонями ласкает мои бедра возле эрегированного члена.
Когда я уже думаю, что она собирается схватить мой стояк, она скользит пальцами вниз с озорной улыбкой на лице.
– И что, по-твоему, ты творишь? – спрашиваю я, задыхаясь и бесконтрольно трясясь.
– Испытываю твое самообладание.
– Не стоит, с этим всё в порядке. Нет необходимости проверять.
– Как-то не похоже. – Пенелопа поднимает пальцы, едва касаясь моих шаров. Небрежное почесывание ее ногтей по чувствительной коже доводит меня до исступления.
– Бл*ть, – выдавливаю я.
– Нравится, Гевин?
– Знаешь, что понравилось бы мне больше? Твой рот вокруг моего члена.
Он сжимает мои яйца и потирает большим пальцем основание члена, играя с чувствительной веной. Я шире раздвигаю ноги и закидываю руку за голову, пока мой стояк болтается перед ее лицом, танцуя в опасной близости от ее губ.
Чего бы она ни добивалась, я уже на пределе. Я выгибаю спину в попытке избавиться от давления из-за прилившей крови к члену.
– Скажи мне, Гевин, как сильно ты хочешь засунуть свой толстый член в мой рот?
Во рту пересыхает настолько, что я едва могу выдавить из себя слова.
– Больше всего на свете.
С улыбкой, Пенелопа высовывает свой маленький розовый язычок и скользит им по моему дружку, едва касаясь его, просто дразня.
Я ударяю ладонью по стеклу, полностью потеряв самообладание.
– Пенелопа, – предупреждаю я.
Облизывания прекращаются.
– Да?
– Месть – та еще сука, – тяжело дыша, бормочу я.
Девушка нежно сжимает мои яйца, а затем скользит вверх по моей длине, смазанной ее же слюной.
– Жду не дождусь, – весело щебечет она, после чего затягивает головку в рот.
Как только ее губы касаются моего стояка, я не могу удержаться и толкаюсь вперед, желая большего. И к моему удовольствию, она дает это «большее», приоткрыв рот и позволяя мне входить и выходить из него. Мне становится чуть легче, прежде чем она полностью отстраняется от меня.
– Мать твою, Пенелопа! – кричу я. Предсемя на кончике моего члена блестит, умоляя, чтобы его слизали.
Она поднимается на ноги. Да, она, бл*ть, встает!
Я хватаю Пенелопу за плечи, она поднимает руки над головой, вставая в ту же позу, в которую я поставил ее ранее.
– Разве ты не собирался трахнуть меня у окна? – с ухмылкой на лице соблазнительно спрашивает она.
Я рычу.
Гортанный, дикий, грубый хрип выходит из моего горла. Звук, который я никогда прежде не издавал и на который не думал, что способен.
Стряхнув с себя остатки одежды, быстро достаю из бумажника презерватив и надеваю, не тратя времени.
– И много их у тебя? – спрашивает Пенелопа, неодобрительно скривившись.
– Как минимум три с тех пор, как встретил тебя. До этого ни одного.
Это правда. Само собой, я наслаждался сексом со случайными женщинами до того, как познакомился с Пенелопой, но я не из тех, кто периодически потрахивается, где попало. С Пенелопой все изменилось. Я не могу насытиться ею, постоянно хочу ее, везде и всюду, где нет любопытных глаз. Черта с два я позволю кому-либо еще увидеть ее тело. Ну уж нет, это совершенство только для меня.
Пенелопа пытается сдержать улыбку, которая так и рвется наружу.
– Не сдерживай улыбку, детка, – прошу я, лаская ее лицо и всматриваясь в глубину ее глаз.
Как только она улыбается, я хватаю ее за задницу и прижимаю к стеклу. Раздвинув ее ноги, устраиваю член у ее входа. Делаю глубокий вдох, а затем погружаюсь.
– О Боже! – стонет она, опуская руки на мои плечи.
– Подними их, – командую я. К счастью, она слушается и, к счастью, быстро, потому что, как только ее ладони оказываются на месте, я безжалостно толкаюсь в нее.
В моих движениях нет изящества, лишь грубые, неконтролируемые фрикции, но даже если бы я попытался быть мягче, мне бы это не удалось. Я долблюсь в нее, попадая каждым толчком в точку G. То, что начиналось как медленное изучение моего тела, превратилось в крышесносное, животное совокупление.
– Сильнее, – ахает она, в то время как ее груди покачиваются с каждым моим толчком.
– Господи!
Сжимаю ее крепче, оставляя отпечатки пальцев на ее бедрах. Сдерживая себя, вбиваюсь всё глубже и глубже в ее лоно.
Стоны Пенелопы эхом разносятся по вилле, совпадая с моими.
– Я сейчас, – шепчу ей, чувствуя приближающийся оргазм.
– Я. Тоже.
Ее «киска» сжимается и пульсирует вокруг моего эрегированного члена. Девушка выкрикивает мое имя, опускает руки и голову мне на плечи. Ее приглушенные стоны отражаются от наших соединенных тел.
– Черт, черт, ЧЕРТ! – выкрикиваю я, не прекращая вбиваться в нее, пока в глазах не темнеет и единственное, что я могу делать, это наслаждать полной эйфорией внутри Пенелопы. Ее лоно плотно сжимает меня, пока мой член заявляет, что она принадлежит мне.
Не в силах стоять, я опускаюсь на пол, продолжая обнимать Пенелопу. Мы все еще единое целое. Она оказывается на мне и хихикает. Этот звук вызывает привыкание, которого мне всегда будет мало.
– Проблемы с координацией? – спрашивает она, пока ее волосы танцуют на моей обнаженной груди.
– Ты вытрахала из меня равновесие, – заявляю я. Я смотрю ей в глаза, подношу ладонь к ее щеке и ласкаю.
– Уверена, что это ты меня трахнул.
Она целует меня в губы, разряжая обстановку.
Она и не подозревает, что она на самом деле поимела меня.
Глава 22.
Нелл
Холодок, пробегающий по обнаженному позвоночнику, пробуждает меня от беспокойного сна. У меня уходит несколько секунд, чтобы прояснить затуманенный разум и вспомнить, где я, однако я все еще не могу понять, почему мне так холодно или почему у меня затекла шея. Но как только мой взор проясняется, и я начинаю видеть освещенную солнечным светом часть комнаты, пробивающимся сквозь маленькую щель в занавесках, я понимаю причину.
– Сукин сын, – ворчу я (никогда не любила рано вставать).
Я в постели Гевина, все еще голая после марафона
