— Уничтожу! Уразумел, червь? Как Харуза! Ты называл его Стариком! Но он ничто был предо мной! Куда тебе до древнего бога?
Что? Из меня будто мою проклятую душу вынули.
Старик — это Харуз? Я… я… не могу поверить. Я любил его. Как человека! Он был человеком! Хочу, чтобы он остался в памяти человеком, только Низверженный убил и его, и память о нем.
— Сотру тебя в порошок!.. — чуть слышно прошептал я.
Ненависть переполняет. Я хоть и червь, да только уже не простой. Ключ Дьявола к Орнору. Он, чье настоящее имя Несущий Свет — мое проклятие на целую вечность и моя единственная надежда на любовь и на месть сейчас.
— Проклинаю тебя, Ишмаэль! — Я рубанул саблей воздух. — Я твоя погибель!
Там, где высился возвратившийся бог, взъярилось фиолетовое пламя. Полностью поглотив Низверженного, огненный вал вдруг, как и все остальные языки пламени, обратился в привычный красно-рыжий цвет и двинул на меня.
Ревущая водопадом огненная стихия! Я успел лишь выдохнуть, как она очутилась рядом; еще миг, и поглотит жалкого человечишку.
Отчего-то я не убоялся, не отвел взор, только встал в полупозицию, прикрыв корпус саблей. Глупо-то как!.. Но улыбнулся торжествующе, когда стена огня докатилась до меня… и разбилась о невидимую сферу надо мной, в одно мгновение сникнув и исчезнув.
— Гард!
Злые порывы чудовищного ветра тщились сорвать развевающийся на плечах плащ, уносили прочь слова, заставляя кричать, только бы услышал стоящий рядом. Томас Велдон бешеным взором безумного Неакра оглядывал Черный замок и полчище Низверженного.
Церковник сидел, на его коленях покоилась голова Алисы. Растрепанные золотые волосы укрыли лик тени, она как будто спит. Лилит замерла позади отца; натянула маску. Изготовилась к бою.
— Гард!
Голос Томаса Велдона еще перекрывал шум ветра, но утонул в грохоте взрывов под светлеющим небом над Сарн Адабом. Магическая сфера приняла первый удар: в нее били десятки молний и огненных шаров, летели камни и глыбы земли. Буйство стихий смешалось в непроглядную завесу из сверкающих вспышек, огненных всполохов и темно-коричневой пыли. Чернокнижники Низверженного пытались пробить выставленный Неакровым колдовством щит и терпели неудачу.
— Как она? — Я опустился на колени рядом с инквизитором.
— В порядке! — прокричал мне в лицо отец Томас. — Только спит, и не разбудишь ничем. Какое-то время.
— Сколько?! — тоже приходилось кричать. А внутри ликование. Церковник спас Алису! Теперь мой черед! Но отчего святой отец не отвечает?
— Сколько? — снова спросил я.
Инквизитор пожал плечами.
— Один Двуединый Бог ведает. Ну а мы в ловушке.
— Почему?
— Отъятая у реликвии святая сила, — Томас Велдон помрачнел, посерел лицом, что было заметно даже под слоем красной краски, — напитала меня превеликой мощью, а знания Неакра…
Церковник замолк, вонзившись ногтями в правую скулу, провел пальцами до подбородка, оставляя на морщинистой старческой коже изувеченной половины лица белые полосы. Взор безумного чернокнижника опустился вниз и тут же взметнулся наверх, как только инквизитор накрылся капюшоном рясы. Чтобы спрятать свое уродство.
— Я могу потягаться со всем кругом магов Низверженного и даже с ним самим. Но только в защите и лишь непродолжительное время. Не спрашивай сколько, того сам не ведаю. Долго, наверное, однако их напор усиливается, а мощь оберегающего нас заклятия медленно, но тает.
— Кровь и песок!
— Не богохульствуй!
Я посмотрел в левое око Томаса Велдона. Хотелось спросить инквизитора, стоит ли в эту минуту попрекать упоминанием всуе крови Бога Сына, что капала на речной песок с истерзанной терновым венком головы, когда Он делал последнюю сотню шагов до креста, на котором будет распят эльфами. Ведь упрек церковника — это попытка зацепиться хоть за что-то знакомое, что-нибудь из прежней жизни, когда впереди лишь неизвестность… хотя нет: скорее крах; мы ведь в западне. Но я узрел в единственном глазу священника привычную железную непреклонность.
Он не сдается!
От чудовищного взрыва затряслась земля. Проклятый пепел! Такое, должно быть, сметет половину Черного замка и все воинство Ишмаэля. Над головами разверзлась геенна огненная — с той стороны защитной сферы, казалось, бушует огненный океан.
Инквизитор закрыл глаз, качнулся назад и выгнул дугой спину, словно меж лопаток клинок всадили.
— Нет, — поникнув плечами, прохрипел он в неожиданно навалившейся тишине; огонь как будто отрезал от нас Черный замок. — Долго защита не протянет.
— Святой отец! — Я ткнул саблей в сторону цитадели Сарн Адаба. — Там перстень Бога Сына!
Томас Велдон вздрогнул.
— Хочешь сказать, что потребно уничтожить и его?
Церковник вскинул руку, обрывая мой невысказанный ответ.
— Знаю, — молвил он, — магия, что высвободится из той реликвии, не чета той, что заполучил ныне. Но такое святотатство…
— У нас нет выбора, — со злостью произнес я, борясь с желанием хорошенько встряхнуть церковника за плечи. — Ради своей дочери, Велдон!
«Преступив однажды, сотворишь и новое злодеяние», — отец Томас процитировал Священное Писание и посмотрел на Лилит. — Но боюсь… точнее, не ведаю, хватит ли наполнившей меня силы, чтобы развоплотить перстень Бога Сына.
— Вы взяли одну жизнь, дабы уничтожить частицу Святого Креста, — произнес я, с беспокойством вслушиваясь в нарастающий гул, что начал съедать тишину, — так используйте смерть того множества орденских слуг, которых нам придется убить, чтобы добраться до перстня.
Проклятье! В пламенеющем потоке, охватившем магическую сферу, появились бреши; огонь начал спадать. Еще несколько мгновений назад казалось, что мы на дне огненного океана, а теперь ясно, что вокруг защитной сферы воспламенилось не так уж и много пространства. Сквозь дыры в огне виден Сарн Адаб и ничуть не пострадавшие сотни и тысячи приспешников Низверженного.
— Твоя душа черна и проклята, Гард.
— Кровь и песок! Отец Томас, вы прямо в корень зрите, — с издевкой сказал я, пряча за маской цинизма излом в душе и страх, — может, еще и исповедуете? Только не сейчас. Потом!
Последнее слово пришлось едва ли не прокричать. Пламень угас, и вместо него по сфере Велдона враз ударили дюжины молний, вслед им налетел сильный ветер. Его порыв скинул с церковника капюшон.
