— Отчего же здесь неопасно? Мы ведь в Запустении. — Я попытался отшутиться; вышло криво и неудачно, гном даже не понял, что я говорил о проклятых лесах с иронией.
Барамуд заговорил после некоторой паузы, его лицо посерьезнело.
— Тут, — начал он, — в прежние времена… кхм, давно… располагалась гномья слобода с небольшим святилищем. Перевалочный пункт для торгового люда. Сдается мне, что мы посреди слободы ночевку и сделали.
Я покрутил головой, ища следы развалин либо еще чего-нибудь, что навело Барамуда на мысль о слободе, однако нет и намека на прошлое.
— Посему, — продолжал гном, — никакая нечисть сюда не сунется.
— Из камня слободу сложили?
Барамуд кивнул и затянулся.
— Трудно поверить, что здесь когда-то стояли каменные дома гномов, — с сомнением в голосе произнес я, — да еще святилище вашего племени.
Пыхтя трубкой, Барамуд повернулся ко мне боком и снова кивнул. Его взгляд уставился на что-то невидимое: возможно, устремился в прошлое, в воспоминания; хотя вряд ли — не мог Барамуд помнить эту слободу. Проклятие легло на эльфийские леса полтора столетия назад; тогда же, должно быть, разрушили и гномий торговый пост. Кабы Барамуд видел его своими глазами, то предо мной стоял бы не крепкий, как скала, гном, пусть и наполовину седой, а уже довольно старый, дряхлеющий. С виду Барамуд только приближался к своей сотне лет.
— Сохранилось что-то от слободы? Какие-нибудь развалины?
— Нет.
— Но как?..
— Пусть это останется моим секретом.
Обернувшись, гном оценивающе осматривал меня. Я начал испытывать раздражение, меня обычно злили многозначительные намеки и недосказанности, тем более когда устал и не выспался. Катись к чертям, гном, со своими секретами.
А порох-то отсырел. Я принялся перезаряжать пистоли, более не смотря на Барамуда, словно тот исчез. Но мое нарочитое равнодушие не вызвало ответной холодности. Удивительно: гномы-то обидчивы.
— Хочешь, поведаю тебе о другом, человече?
Я искоса глянул на Барамуда. «Человече»? Чего он по-старомодному взялся говорить?
— Ну, — буркнул я, продолжая работать шомполом.
Гном вытащил трубку изо рта.
— Хочу видеть твои глаза, Гард, — сказал он.
Кровь и песок! Гном слишком уж назойлив.
— Ну, — откровенно невежливо бросил я, поднимая взор.
Сейчас Барамуд либо отвалит, либо займется выяснением отношений. Однако ни взгляд, ни лицо гнома не выражали раздражения или злости. Гном вообще как-то уж слишком спокойно смотрел на меня.
— Этот поход — нелегкое испытание, — заговорил он, — и, если случится так, что станет совсем невмоготу, позови меня или Крика. Мы сможем прийти на помощь.
Гном замолчал.
— И?..
— Это всё.
— Всё?.. Вы и так рядом. Чего вас звать?
Гном пожал плечами, пустил несколько дымных колечек и молча удалился к тихо почивающему эльфу. Странный какой-то разговор приключился. Я размышлял над ним, доканчивая перезаряжать пистоли, а лагерь тем временем отходил ото сна. Первым поднялся Морок.
Вождь орков хмуро оглядывал стоянку, когда к нему приковылял Барамуд. Теперь гном присел на уши Манроку; о чем они говорили — не знаю, не вслушивался. После короткой беседы с гномом Морок зычным голосом объявил подъем. Помятые после бессонной ночи люди и орки наскоро перекусили и закопошились, собираясь в дальнейший путь. Эльф и гном уже ждали: им вести отряд к Гнилому водопаду. Барамуд вновь задымил трубкой, поглядывая то на орков, то на нас. Крик демонстрировал прежнюю бесстрастность. К слову, одежда перворожденного выглядела безупречно, словно тот и не провел ночь на земле.
Скоро мы выступили. Лес поредел, с почерневших влажных ветвей падали тяжелые капли, под мокрым снегом чавкало. Меж стволами деревьев белел туман. Шли настороже, памятуя о возможной нечисти, но с рассветом лес по-прежнему молчал. Через пару часов деревья расступились, туман растворился.
На несколько лиг вперед до реки простиралась ровная, как стол, местность, поросшая травой соломенного цвета; высушенные ломкие стебли достигали пояса, повсюду разбросаны серые валуны, размером с голову и поболее, самые крупные из них поднимались выше травы. Снег весь истаял. Средь подергиваемого ветром сухостоя темнели островки густого кустарника, из которого торчали два-три мертвых ствола с искореженными ветвями. Сухостой был часто прорежен проплешинами каменистой земли.
— Там, — Рой ткнул пятерней на северо-восток, — Черная речка обрывается Гнилым водопадом и сливается с широкой Тартой.
— Где? — Ричард Тейвил старательно пялился в указанную толстяком сторону. — Не видать никакой Тарты.
— С нашей стороны берег Тарты поднимается высоким и крутым склоном. Смотрите, к северу от нас все покрыто высокой травой, потому реки и не видать.
Действительно, казалось, что травянистая равнина утыкается в лес, и никакой воды там нет. Лишь далеко впереди, слева, видно Черную, и то была уже другая река. Спокойная речка, по которой мы шли на лодках, превратилась во взбаламученный многочисленными порогами бурлящий пенящийся поток. Понятно, почему вчера оставили лодки: близко к Гнилому водопаду на них не подойти.
Я снова посмотрел на Черную. Далековато до нее, но все равно река, изрезанная порогами, должна сильно шуметь. Однако гул воды сюда не доносился.
— У водопада есть брод, — продолжал Рой. — Перейдем по нему реку и двинем дальше.
— Глубоко там? — спросил я.
— Самое большее — по пояс, — ответил гном, — а так — по колено.
— Холодновато для перехода реки вброд, — резонно заметил Тейвил. — Почему сразу не высадились на противоположном берегу?
— Потому, — сказал Акан, — что все, кто пробовал подойти до Тарты по левому берегу, до водопада так и не доходили. Назад тоже не возвращались. Хочешь попробовать?
Арниец выругался, добавив, что лучше бы доброго эля попробовал.
— К кустам не подходить! — громогласно объявил Барамуд. Гном оказался совсем близко, и от его баса зазвенело в ушах.
— Что там? — спросил Тейвил, подозрительно уставившись на ближайшие заросли.
— Гиблый песок, — пояснил Рой. — Если ступишь, то, почитай, тебя уж нет. Затягивает с головой за несколько ударов сердца.
— Ты бывал раньше у Гнилого водопада? — сощурившись, спросил Барамуд. Что-то его насторожило. Не зря говорят, что гномы подозрительны сверх всякой
