Я могу понять Фреда. В этом году я вижу в нем не просто смельчака, плюющего в будущее, но повидавшего жизнь мужчину, который не может отпустить старую мечту. Да и мечта эта весьма и весьма привлекательна, за исключением единственного и самого важного «но»: я не позволю им разлагать дисциплину на моих глазах, потому что только в ней все еще вижу остатки спасения.
Спасения, в котором нуждаюсь сама.
Мадам Помфри перевяжет мне руку и отправит домой с целебным настоем, что поможет мне выжить еще одну неделю без кошмаров, пока не закончится сам.
Я в то же время буду рассчитывать на спокойный вечер, подчиненный четкому расписанию: руны, книги, несколько заметок о планах на будущую работу в Министерстве в отделе защиты магических существ. Никакие Уизли не потревожат мое с невероятной сложностью строящееся душевное равновесие. Никакой Рон, обязательно промямливший что-то о том, как он был глуп, когда меня упустил, никакие слизеринцы, для которых битва отзывается лишь глухим стуком по дереву.
Жизнь обязательно наладится. Ты только держи себя в руках, Гермиона.
Завешивай полог кровати, чтобы не разбудить соседок ночными криками, туго накладывай повязки, чтобы не чувствовать лишней боли, а лучше вообще не закрывай глаза.
Чтобы однажды не сойти с ума, как та, которая посмела разрушить все, что ты строила годами.
========== Глава 2. ==========
Возвращаюсь в комнату поздно ночью на правах старосты, предполагая, что ни у кого не будет претензий к Гермионе Грейнджер, ответственно выполняющей свою безошибочно важную работу.
Впервые за все это время обращаю внимание на то, что в Хогвартсе, кто бы что ни говорил, действительно страшно. И особенно ночью. Осмеливаюсь предположить, что страх сидит глубоко внутри, выжидая, когда опасность нападет со спины, усиленно пытаясь справиться с твоим брыкающимся во все стороны телом. Также предполагаю, что это лишь больная фантазия, с назойливым писком режущая острым кончиком по моему неокрепшему самосознанию.
Режет и дезориентирует, заставляя руки трястись и крепко сжимать волшебную палочку, чтобы защитить себя в первые же секунды ночного кошмара, при каком бы свете дня он ни происходил.
Сейчас мое чувство безопасно мало ассоциируется с безопасностью в целом. Любая тень, промелькнувшая в окне, способна мчать ноги к гостиной факультета; любой скрип, свидетельствующий о внушительном возрасте здания, уже гонит мурашки по телу.
И вот по моим вискам уже стекают капельки пота, и я торопливо вытираю лицо тыльной стороной ладони, шепча молитвы и срываясь на бег.
В один момент из моих рук выпадают книги, а я готова поспорить, что это сердце с таким грохотом обрушилось прямо у лестницы.
— Скулящая Мандрагора, — добегаю до входа в место, отмеченное гарантом «безопасно», и называю пароль, совершенно наплевав на сонный вид Полной Дамы, отплевывающейся, мол, «в такое время нужно греть постель».
Еще у входа вижу тлеющие лучики света, исходящие от камина. Пробираюсь к нему как можно тише, оседаю на пол и с чувством полного облегчения совершаю несколько громких вдохов и медленных выдохов.
Если так продолжится, то придется брать невероятное количество литературы на домашнее чтение — буду напрягать Рона и Гарри, потому что унести все, что мне необходимо, в одиночку не представляется возможным.
— Когда-нибудь умрешь в книгах, — вздрагиваю от неожиданно сорвавшегося за левым плечом шепота, но быстро беру себя в руки, создавая вид раскрепощенной безучастности.
— Давай, пожалуйста, без смертей, — отвечаю на колкую фразу Фреда, беспомощно смотря в одну точку перед собой. Парень обходит диван, усаживаясь рядом, прямо на пол.
— Судя по виду вбежавшей в гостиную Грейнджер, можно сделать один неприятный вывод: неплохо тебя жизнь потрепала, что ты стала бояться темноты, — выдает он неутешительный вердикт, вряд ли уверенный на все сто, что надавил на больное.
От него пахнет брусничным чаем. Я слегка опускаю взгляд, чтобы зацепиться боковым зрением за рукав темно-зеленого свитера так идеально сочетающегося с его теплыми глазами в любом освещении.
И я почему-то уверена: без любого освещения все, что угодно, идеально сочетается с его глазами.
Одергиваю себя на этой мысли, восхваляя всех покровителей бытовой телепатии за то, что ее не существует.
— Как известно, мы боимся не самой темноты, а…
—…а того, что в ней обитает, Гермиона, да.
Он молчит некоторое время, почесывая затылок, и неожиданно выдает:
— Я хотел извиниться. Джинни на эмоциях рассказала, что таится в твоей темноте. И зрелище это, как кажется мне, абсолютно безрадостное, — Фред грустно улыбается. Пытается сохранить веселость духа, но все же посматривает в сторону моих рук с некоторым интересом, будто бы пытаясь найти скрытую от его глаз улику.
Свидетельствующую против меня.
Мне же сказать нечего. Ком обиды застревает в горле. Отрезать бы язык Джинни. На время. Пока не осознает все ошибки, которые он совершает раз за разом, казалось бы, без ее вмешательства.
Приходится напомнить себе дневную перепалку, чтобы не оплошать и в этот раз:
— Я тоже хочу извиниться, — Фред заинтересованно поворачивает на меня голову, не пытаясь скрыть усталой ухмылки. Да, ты добился своего царского извинения, но не думаю, что выиграл.
— Однако от своих слов я не откажусь — ваши эксперименты слишком опасны для окружающих. И разбираться с этим — по долгу «службы» — мне. Я не смогу отвести вас за ручку к Макгонагалл, и не смогу обезопасить всех от покупки ваших изобретений, которые, я верю, однажды разорвут весь мир, — черт возьми, Гермиона, ты противоречишь сама себе, оказавшись в непозволительной близости с самим дьяволом.
— Я просто не могу спокойно смотреть на то, что разворачивается за пределами линии порядка. Это как медленное разрушение, — он морщит лоб, вероятно, понимая меня слишком превратно. — Прости, но мы не сможем мирно сосуществовать, пока ко мне будут обращаться дети, друзья которых снова отравились блевательными батончиками или поранились зубным фейерверком. Это слишком.
— Ты такая скучная, Грейнджер! — по-доброму шипит он, ожидая продолжения, которое ему вряд ли понравится.
Пропускаю замечание мимо ушей. Уже привыкшая и таящая обиду.
— Прости, но завтра я официально конфискую все, чем вы с братом орудуете в ваших комнатах-лабораториях. Спишу и при необходимости отправлю миссис Уизли, чтобы знала, чем ее сыновья занимаются под предлогом «получения образования».
— Ты ведь не посмеешь.
— Я сделаю все, чтобы защитить себя и… — он на выдохе встает с пола, бесцеремонно пиная одну из книг почти к самому камину, отчего мое сердце пропускает несколько ударов: и первый из них как беспокойство за него, и только следующий — за книгу.
— Значит, вот как? Защитить себя? Так наша староста — эгоистка, готовая
