— Я тебе хотя бы друг, Гермиона! И я забочусь о тебе безвозмездно, в отличие от ловеласа Фреда! — он в обличии праведника несет несусветную чушь. Твое второе «я», Рональд. Мое ненавистное, к слову говоря.
А еще мой пульс — выше среднего, и это значит, что тебе крышка, мальчик.
— Другом? Ты говоришь, что был мне другом? Интересно, в какие моменты? Когда молча наблюдал за моими слезными содроганиями после своих совершенных глупостей? Когда пытался отнять у меня дружбу с Крамом, выставляя последней шлюхой школы? — Рон был опрометчив, разогрев по мне былую материнскую страсть к хаосу. Был опрометчив, не забрав из-под носа чьи-то книги и бутафорские подсвечники, которые теперь летят в него ураганными вихрями. — Ты был мне другом, когда обещал горы, но не делал и самую малость, облизываясь с другой? И, наверное, твоя дружба сыграла огромную роль, когда я сходила с ума в больничной койке, думая, что убила маму с отцом «Авадой»? — мои связки, только пришедшие в норму, снова надрываются и, кажется, еще чуть-чуть — и совсем порвутся, оставив меня немой до скончания жизни.
Часов, возможно.
— Герм?
— Рон? — близнецы застывают в дверях, оценивая масштабы бардака в помещении и пытаясь сопоставить увиденное с фактом нашего здесь нахождения. Несостыковка, верно? А я бы на вашем месте уже не удивляла тому, на что способна в истинном отчаянии.
— А вот и Фредерик! Смотри, мы тут как раз тебя обсуждаем! А еще то, какой у нас Рон потрясающий друг! Друг бесценный! — он отбивается от вещей, которые я посекундно отправляю в его морду, и молит парней о помощи свинячим визгом. — Чего же ты сейчас не кричишь о своей дружбе, неужели разочаровался в милой Гермионе, которая должна была расплакаться и пожалеть тебя по головушке, а? — сильные руки сцепляются на моем теле, сдерживая порывы убить рыжего мелкого ублюдка.
— Джорджи, ты сможешь справиться с бардаком и нашим непутевым братцем, пока я займусь усмирением тигрицы?
— Это не игра в цирк, Фред! Мы все и есть чертов цирк, который пора сжечь — сука — к чертовой матери, потому что…
— Герм, Герм, Герм! — он хватает меня на руки, идя к выходу из гостиной, пока я, сопротивляясь и сквернословя, змеей извиваюсь на его плече. — Я знал, что у тебя огромный словарный запас, но то, что он полон столькими ругательствами — фантастика!
— Не потакай ему! Не веди себя так безучастно! Какого черта ты лыбишься в ответ на… — я вспоминаю вчерашнее открытие, произошедшее в ванной, и выпускаю пар — с натугой, но довольно действенно.
— В ответ на что? — Фред стремится куда-то вдаль, не стыдясь — мне бы его уверенность — десятков студентов, возвращающихся с ужина по своим — безусловно, не настолько важным, чтобы не проводить нас взглядом, — делам.
— Я не хочу тебе ничего говорить. Иначе сболтну лишнего.
— А тебе придется, потому что как только мы останемся одни, я задам тысячу и один вопрос. Касательно всего, что произошло сегодня. Что произойдет завтра. Через неделю. В следующей жизни…
— В следующей жизни я буду рада не повестись с вами и уйти в монахини.
— Врушка, — снова хохочет, хотя мои шутки и рядом не стоят с его. Хотя мои, по его мнению, шутки — совершенно правдивы.
— А ты бы знал, как я люблю обманывать в последнее время, — вырывается быстрее ветра, чтобы не получилось выставить неискренностью.
— Я заметил это уже тогда, когда вы с Гарри и моим нерадивым младшем братцем начали открывать тайные комнаты и перемещаться во времени. А после даже победили в войне. И это только основное — дьявол в деталях, Герм.
Перемещаться во времени. Точно. Нужно об этом подумать.
— Дьявол во мне.
— Я сейчас очень хочу метнуть остроту, но, пожалуй, сдержусь.
— Хочешь сказать, что дьявол — моя мать?
— И Мерлин — отец, — мы тихо хихикаем, каждый по-своему, и оба — с горечью.
— Соглашусь, что это прозвучало бы смешнее, не будь такого странного стечения обстоятельств, ну, знаешь… в реальной жизни.
Фред ставит меня на ноги, и оттого я немного пошатываюсь, привыкая к самостоятельности в движениях.
— Выручай-комната разрушена, Фред, зря ты сюда так долго тащился с грузом на шее, — выпаливаю, узнав небывало мрачные стены восьмого этажа, и осматриваюсь, не спеша уходить.
— Я тоже так думал… — он подталкивает меня к противоположной стене, и тогда я в изумлении оборачиваюсь, все понимая.
— Неу… жели.
— В самом деле! — парень галантно открывает передо мной дверь, и ноги сами несутся вперед, в объятия неизвестности.
Среди нескольких книжных полок и столов, сверху донизу забитых книгами, склянками, записями и коробками разношерстного содержания, я замечаю партию взрывчатых тортов и блевательных батончиков. Корить Фредерика не хочется. Уж лучше так, чем расцарапывать лица слизеринкам и разрушать гостиную одним своим появлением.
— Но как тебе удалось? — я осматриваю узоры теплых ковров, провожу пальцами по мебели — чистой, без единой пылинки, — заглядываю за шкаф, найдя там телескоп, а внутри — новейшие разработки Нимбуса. — Вы заметно продвинулись в своих исследованиях. Вы молодцы, Фред. Я редко говорю это.
— Ты никогда не говоришь этого, — он улыбается во все тридцать два зуба, вызывая между моими ребрами шелест крыльев тысячи бабочек — я чувствовала это всегда, глядя ему вслед, — и зажигает свечи в золотистой люстре над нами. — А о том, как у меня получилось… Сам не знаю. Просто в один ужасный день около месяца назад я заплутал по замку, решив в очередной раз проверить, действительно ли мы утратили такое сокровенное местечко. Сидел на полу, как дурак, больше часа, и когда собрался уходить, почти головой врезался в дверцу. Это было невероятно. Настоящее чудо.
— Да уж. Вот тебе и мораль… — я падаю в кресло-качалку, рукой нащупав под сиденьем холодящую стеклянную бутыль. — Вы тут и распиваете?
— Дни бывают тяжелые, Гермиона!
— Как и мой сегодняшний, — ловлю его удивленный взгляд и развожу руками. — Ну, что? Неси стаканы, Фредерик, будем утолять жажду.
— Так у нас и вода есть! — он не отступает, но ернически наблюдает за тем,
